Меню

В челябинской драме инсценировали чеховскую «Палату № 6»

04.03.2019 18:05 - автор Виктория Олиферчук
«Ух, ты!» - сразу захватывает дух на чеховской премьере в челябинской драме. Такого визуально изобретательного спектакля здесь давно не было. Приятно, что молодые режиссеры задают столь высокую планку себе, а заодно и зрителям.
В челябинской драме инсценировали чеховскую «Палату № 6»


Тизер спектакля с поросячьими головами интригует, афиша запирает интерес (до поры) на замок, который прорисовывается в цифре 6, декорации оглушающе впечатляют: проваливаешься в колодец на самое дно жизни и сознания одновременно, в черную дыру, в безвременье, где никогда не всходит солнце, а луна колеблется, как маятник неуравновешенного рассудка. И-и-эх! Фонтан выбитых зубов орошает протестующего. Попавший в ад да не покинет его! Теплящиеся тела умерших для общества, ангел с мечом, дверь в другой мир, которого нет.

Повесть «Палата № 6» едва ли не самое знаменитое чеховское творение. Замахнуться на культовый опус рискнула молодая столичная команда во главе с режиссером-постановщиком Данилой Чащиным. И надо отдать должное – потрудились на славу, сделали спектакль вполне внятным (даже для неподготовленного зрителя), мобильным (два часа с антрактом), современным (в модной нынче клиповой манере с использованием видео) и виртуозно зрелищным. Подробности в нашем материале.

Добро пожаловать в ад

Как-то так получается в последнее время, что на подмостках литература все чаще теснит драматургию. Оно и понятно. Хорошая литература – настоящий космос с мириадами звезд, любая из которых может стать путеводной, а невидимая до поры - открытой. С оборотной стороны, чтобы уложить литературу в прокрустово ложе драматургии, приходится либо отсекать лишнее, либо добавлять.
Сюжет чеховской повести известен со школьной скамьи: о том, как доктор Рагин попал в палату для умалишенных в собственной клинике. Как и почему талантливый врач охладел к любимому делу и стал равнодушным к людской боли - исследование именно этого процесса поставил целью театрального эксперимента режиссер. Чтобы доказательства были более убедительны и наглядны (все-таки театр – искусство визуальное в том числе), чеховский пунктир утяжелили тушью, он оброс подробностями, деталями, нюансами (соавтором Антона Павловича выступила Юлия Поспелова), поскольку сам Чехов не любил выделять что-то жирным шрифтом, подчеркивать и акцентировать. О важном и значимом он умудрялся говорить мимоходом, рассчитывая на умного и мыслящего читателя. Для зрителя, который приходит в театр не столько за тем, чтобы думать, сколько за тем, чтобы смотреть, изобразить трансформацию личности, глубинный психологический процесс на сцене – задачка не из легких. Инсценировщик и режиссер приложили максимум усилий, направив свой благородный порыв в первую очередь на визуальный ряд.

image5.jpg

Спасительный тумблер

Режиссер сходу вталкивает зрителя в психушку, пригвоздив противника светящейся дубинкой, как мечом джедая, и не выпуская оттуда уже ни на минуту. Мрачные стены, темные сводчатые потолки, мертвенный свет, и не важно, где происходит действие: в доме Рагина, в погребе Громова, в кабинете отца или церкви, в воспаленном мозгу или ненавистной реальности - атмосфера и антураж остаются неизменными. Весь мир сузился до пространства шестой палаты, или психушка, вырвавшись наружу, поглотила мир? Впрочем, не суть.
Участь доктора Рагина (не по Чехову, по Чащину) предопределена: неверие отца в профессионализм сына запускает спусковой механизм бомбы замедленного действия, обстоятельства лишь подгоняют запрограммированный финал. Все усилия доктора оказываются тщетны: чиновники как воровали, так и будут воровать, больные как умирали, так и будут умирать – какой смысл отодвигать логичный конец?
Равнодушие для человека совестливого, ответственного, сопереживающего становится спасительным кругом, бронежилетом, защищающим остатки истерзанной души, сокращающейся как шагреневая кожа. Всем помочь нельзя, нельзя всех спасти, нельзя принять всю боль на себя – человек с тонкой душевной организацией подобного не выдержит: либо сойдет с ума, либо организм на физическом уровне включит защитную функцию. Когда у Рагина выключился тумблер? Остается только догадываться. Режиссер живописует лишь последствия: ненавистные больные, изуродованные, скрюченные болезнью, носятся с ней буквально как с торбой, пляшут под ее дудку, пытаются добраться до доктора, удирающего от них вверх по отвесной стене, а потом и вовсе поросячьи рыла, заполонившие операционную (ведь человеческое сердце так похоже на сердце свиньи).

image1.jpg

Очень страшное кино

Был ли Рагин сумасшедшим? Вот в чем вопрос. Где черта, за которой начинается безумие? Что странного в том, что лечащий врач заходит в палату и беседует с пациентом? Возможно, диалог не слишком понятен окружающим, как беседа двух ученых или музыкантов, творческие люди всегда немножко не в себе. На вопросы медкомиссии ответил, никаких противоестественных действий не совершал. Охладел к работе? Как минимум половина трудящихся ненавидят свою работу, а 90 процентов вынуждены заниматься не тем, чем хотелось бы. Обозвал Хоботова и Сергея Сергеевича глупыми, тупыми людьми? Так ведь извинился. Хотя что скрывать: дураки были, будут и всегда их будет больше, а говорить правду всегда было опасно. Вся его вина заключается в том, что он не скрывает своего отношения ко всем и вся, да еще в том, что его молодому коллеге весьма приглянулось место главврача.
Чащин и Ко делают Рагина сумасшедшим по-настоящему: задушевные беседы он ведет с призраком Громова, которого забил до смерти смотритель Никита чуть ли не по приказу самого Рагина. Попасть нормальному человеку в палату для душевнобольных – сущий ад, больному же там самое место. Тем самым режиссер свел чеховскую дилемму к аксиоме: сумасшедший должен сидеть в психушке, после чего перешел к иллюстрации кошмаров, возникающих в воспаленном мозгу, когда явь сплетается с виденьями, сновиденьями, привиденьями.
Зритель с интересом смотрит очень страшное кино, пугаясь и похохатывая в нужных местах, ведь на самом деле страшилка не имеет никакого отношения к его жизни. Потому что в его жизни все то же самое происходит не в страшной черной комнате, а повсеместно, планомерно, системно, целенаправленно, спокойно. Потому что в борьбе за выживание вопрос «в чем смысл жизни?» отодвинут на самые задворки. Потому что ворох банальных проблем заслоняет важное, сущностное. Но он к этому привык.
При всех своих многочисленных плюсах спектакль не выводит зрителя из зоны привычного комфорта. «Жаль беднягу. Не дай нам бог сойти с ума», - вздохнет большинство. Все глубинное, чеховское проплыло мимо, разве что задев пару раз острым плавником. Но если у кого-то возникнет желание перечесть чеховский первоисточник, значит спектакль все-таки состоялся.

image2.jpg

Фото Олега Каргаполова