Как немцы строили Челябинск. Южноуральцы вспоминают о войне и мире

С каждым годом все меньше остается на учете в ветеранских организациях участников Великой Отечественной войны. А было время, когда на строительстве Челябинского металлургического завода работало много бывших фронтовиков, среди них – Юрий Иванович Озерский, инвалид войны. В шестнадцать с половиной лет он поступил в военное пехотное училище, но, проучившись в нем всего четыре месяца, согласно приказу Сталина в числе роты курсантов был отправлен на фронт. Спустя более полувека о первых днях своего пребывания на фронте он вспоминает с легким юмором, ничего не приукрашивая.

– В конце августа на нашем участке фронта шли бои местного значения. Поступил очередной приказ идти нам в наступление. Мы поднялись во весь рост, рассредоточились в цепь и двинулись по ровному полю. Впереди виднелся лес и стога сена, а метров на сто позади за нами шел заградительный отряд НКВД. Если раненый солдат падал, его заград-бойцы подбирали, оказывали необходимую помощь. А с симулянтами и трусами поступали по закону военного времени.

Я нес пулемет, рядом шагал мой второй номер Сашка с запасными дисками и винтовкой в руках. Вначале немцы лишь постреливали, а потом открыли огонь из «ванюш» – так именовали минометы залпового огня, мины которых, если разрывались сзади нас, то никакого вреда не приносили, так как осколки их разлетались не в разные стороны, а строго по направлению полета мины. Мы знали об этом, поэтому ускорили шаг, а потом с криком «Ура!» побежали. И вот именно в это время оторвалась пуговица у моих кальсон, они спустились вниз и мешали бежать. Останавливаться нельзя – сзади НКВД. Я кричу Сашке: «Подержи пулемет!» На ходу поправил свои дела. А когда до стогов сена оставалось метров 200, стога вдруг зашевелились и из-под сена выползли немецкие танки. У нас же никаких противотанковых средств нет. Все, в том числе и заградотряд, повернули назад и побежали обратно. Так бесславно закончилась моя первая атака, показавшая, что в амуниции солдата нет второстепенных вещей, даже маленькая пуговица и то может иметь большое значение.

Последующие бои мы вели более успешно, пока не вышли к Десне. Форсировали реку. По изрезанному оврагами берегу поднялись наверх, а там – немецкие танки. С ходу вступили в бой. Забросали бутылками с зажигательной смесью и сожгли два танка, остальные отошли метров на 200, остановились и открыли огонь из пушек и пулеметов... На третий день боя комполка прислал с того берега приказ: «Броском на сто метров вперед!» Мы головы не можем поднять, а тут – на сто метров вперед. Командир взвода приказал мне пробраться к реке, где сохранялась связь со штабом полка, доложить обстановку и попросить поддержку артиллерией.

Немец же в танке оказался опытным и хитрым. Он заметил то место, откуда я выскочил, взял его на прицел и ждал. Целился в голову, но я возвращался пригнувшись. Ему пришлось взять чуть ниже, очередь пришлась мне по ногам, и я плюхнулся на дно окопа.

– Юрка! Ты жив? – кричат мне из укрытия. – Сейчас санитар приползет. Держись!

Санитару не хватило одного-двух движений, чтоб оказаться в моем окопе. Длинная очередь из танка и... С простреленной шеей санитар скатился головой вниз прямо на мои перебитые ноги, от чего боль стала еще невыносимей. А ноги санитара остались торчать снаружи, над окопом, немец видит их и лупит, и лупит по ним. Через бровку из соседнего окопа мне перебросили ремни, чтоб с их помощью стащить труп санитара, но тянули, тянули – так ничего и не получилось. Только с наступлением темноты пришла, наконец, помощь. Ночью переправили меня на другой берег, а затем в тыл.

Вернувшись в Челябинск инвалидом, Юрий Иванович Озерский вначале работал на заводе «Компрессор», а в 1949 году, после окончания Челябинского строительно-монтажного техникума, прибыл на строительство металлургического завода.



– Моим первым объектом на ЧМЗ стал электроремонтный цех, – рассказывает он. – Будущий цех в то время был обнесен деревянным забором со сторожевыми вышками по углам, так как строили его военнопленные немцы. Их привозили на машинах под охраной из лагеря, расположенного возле тридцатого поселка. Я и раньше встречался с немцами на фронте, но здесь они выглядели совсем по-другому, вежливыми и культурными. Пленных разделили по армейскому принципу на отделения, взводы и роты. Командиром моей роты был некий Ленкольн, бывший танкист, сдавшийся в плен в 1942 году и уже хорошо изучивший русский язык. Он рассказывал мне, что имеет 200 гектаров земли в Германии и 300 гектаров в Африке, и что управляющий его африканским имением ежеквартально присылает ему в челябинский лагерь отчет о проделанной работе. Я спросил Ленкольна:

– Сколько в твоей роте каменщиков?

– А зачем это вам? – ответил он. – Давайте задание и будьте свободны, а вечером приходите принимать выполненную работу.

Внешне пленные на работе вроде бы еле-еле шевелились, но к концу дня задание выполняли точно, не больше и не меньше. Об их отношении к порученному делу говорит такой эпизод: однажды пленный поднял до уровня груди тяжелый шлакоблок, и ему оставалось только задвинуть его на щит настила. Но раздался звон удара молота о висевший на проволоке кусок рельса, означавший начато обеденного перерыва. Пленный тут же расслабил руки, бросил шлакоблок на землю и пошел. Я спросил его:

– Почему ты бросил блок?
– Так обед же.
– Но после обеда тебе все равно придется его поднимать.
– Да, но это будет уже после обеда, – ответил он.



При содействии международной организации «Красный крест» многие пленные получали от своих родственников письма и продуктовые посылки. Им регулярно поступала специальная газета, издаваемая на немецком языке. Девяносто процентов площади этой газеты отводилось под брачные объявления. Писали женщины, причем их не интересовали рост, цвет глаз, высокие чувства – они предпочитали в своих избранниках деловые и материальные качества. Одна женщина – владелица колбасного цеха искала спутника жизни, который имел бы в собственности бойню. Другая женщина, фармацевт по профессии, надеялась найти мужа с аптекой. Такие взаимоотношения между людьми нам, советским гражданам, были непонятны и казались противоестественными.

После окончания срока пребывания военнопленных немцев в СССР в назначенный день к лагерю тридцатого поселка подали автобусы, чтобы отвезти иноземных строителей на железнодорожный вокзал. Но они от транспорта отказались. Построились в колонну и со своим духовым оркестром впереди прошагали по улицам Сталеваров, шоссе Металлургов, у Центрального клуба повернули налево и ушли в сторону города. Прохожие с любопытством рассматривали их. Никто в пленных камни не бросал. Отношение к ним было вполне благожелательное.

Ну а жизнь на стройке продолжалась. Вскоре меня назначили начальником участка «Коксохимстроя», где строительное управление возглавлял один из первостроителей завода Абрам Самойлович Черный. За многие годы работы с ним я не знаю ни одного случая, когда бы он повысил голос в разговоре с подчиненными. Он, высокограмотный специалист, впоследствии кандидат наук, профессор, умел организовывать людей и сплачивать коллектив. Когда управлению поручали строить новый объект, он собирал всех начальников участков к себе в кабинет, каждому выдавал рабочие чертежи и просил подумать, как лучше начать и вести строительство. А через несколько дней на эту тему проводил совещание, на котором каждый из нас докладывал о своем видении строительства. В итоге за основу принимался оптимальный вариант, и начинались на новом объекте работы. Свое стремление к новаторству и умение предвидеть техническое развитие минимум на год вперед Абрам Самойлович в полной мере реализовал, когда занимал должность главного инженера треста. В его бытность в «Челябметаллургстрое» ежегодно внедрялось какое-либо серьезное новшество, которое впоследствии перенимали другие строительные организации. Неслучайно строительные вузы разных городов стремились направить своих студентов для прохождения практики в «Челябметаллургстрой».



На этом месте Юрий Иванович прервал свой рассказ, так как в комнату вошла его жена Елена Николаевна, тоже многие годы работавшая на строительстве ЧМЗ.

– Прошу к столу, – пригласила она.

Юрий Иванович достал бутылочку крепкой. Наполнил бокалы. Долго молчал. А потом с сожалением и с болью в душе произнес:

– А от ордена Ленина «Челябметаллургстроя» за годы так называемых реформ остались только рожки да ножки. Эх, а какой трест у нас был...

До выхода на пенсию Юрий Иванович Озерский работал главным инженером управления капитального строительства ЧТЗ. Но с годами все чаще стали напоминать о себе фронтовые раны. И он ушел на отдых. Ушел на свой последний плацдарм.