Как на речке на Ую мы сидели… под дождем!

— Эй, Ледманн, — тухлых мормышей в карман! — надрывался я с десятиметровой высоты, отчего глотка сипла, а душа просто рвалась взять булыжник побольше и запустить в этих двух глухарей. — Где тут спуск к воде, малахольные?
Наконец один из них зачем-то полез в рюкзак, случайно обернулся и, увидев нас, отчаянно замахал рукой. Ну надо же, прозрел, птица перепел, ишь, как радостно крыльями машет, наверняка думает, что мы канистру «обогрева» подвезли…
— Ну что, горемычные, мы уже венки приготовили, а вы до сих пор глазами моргаете, — наконец-то спустившись с шуточками с бетонной кручи, мы приобняли своих промокших дружков. — Обалдели, что ли, вы ж мокрее рыб?!
— Т-т-так к-клю-ет же! — обморожено отстукивал эмалью Славян и в подтверждение тут же ухватился за удочку, поплавок которой несколько раз дернуло, и раскрашенный пенопласт, всплыв, улегся на бок.
Р-раз — легким телескопом махнул наш дружок, и после минутной борьбы полкилошный подлещик из бурной воды «пристал» к каменистому берегу. В тот же момент, пока Славка снимал рыбешку с крючка, к своей удочке из-под плаща бросился мокрый Ледманн, и его хлыст после подсечки тоже загнуло в дугу.
— Слышь, Серый! — оглянулся я на водилу, — а пингвины-то, похоже, не врут. Может, мы тоже помокнуть рискнем?
— Да лучше ниже по реке спуститься, а тут такой грохот стоит, что рыбалка — не рыбалка, а экскурсия в кузнечном цехе, — мой дружок махнул рукой в дождь и попер в гору к нашему авто.

Да-а, что-что, а с рыбачьей тишиной тут точно напряг! По словам сторожей, уже как неделю были открыты шлюзы, поэтому река Уй ниже плотины пенилась и бурлила, как после водопада Виктория, отчего вода была мутной, и большинство обитателей там ловиться перестали совсем. И только под самым сливом, огражденным бетонным парапетом, было относительно спокойно и глубоко. Из разговора со старожилами выяснилось, что глубина здесь была до шести метров, поэтому некоторые виды рыб заплывали попастись в этот небольшой затишок. Особенно в последнее время на удочку стал проклевывать лещ, который лучше всего ловился в утренние часы. Подлещик чаще всего предпочитал хлеб, игнорируя червя и другие животные насадки. Разумеется, в погожие дни мест здесь на всех желающих не хватало и занимать их нужно было еще со вчера, но так как уже второй день небо опорожнялось, как из садовой лейки, кроме наших подельников на берегу не было никого. Поклевки есть — хорошо! Но дождь, а самое главное треклятый шум воды — это не в одни рыбачьи «ворота»!

— Нет, ты как хочешь, а я берегом прогуляюсь, для ночевки место потише поищу, — набросив на голову башлык, я запрыгал по каменистому берегу, который, чем дальше от шлюзов, становился все положе и привлекательней: грохот перерастал в отдаленный шум, а бурный Уй в своем течении обретал покой…
— Ну что, и как тут дела?! — отойдя метров на триста от плотины, вдруг за поворотом реки я нос к носу столкнулся с очень молодым рыбачком, который, несмотря на свой юный возраст, со стойкостью Павки Корчагина шмыгал носом под беспрестанным дождем. — Давай колись уже, чего тут ловится, поди, простываешь зазря?!
— Да вот как-то так! — приподнял юнга железный садок, в котором, на мое удивление, оказалось не менее пяти килограммов зачетных карасей и 100-граммовой плотвы. — На червя мелкий окунь, а вот на батон караси попадаются и даже лещ у самого берега сошел, — пытаясь казаться старше, баском бубнил пацаненок и, в очередной раз забросив свою легкую поплавочку, закутался в не по размеру огромный плащ.

— Ты, дядя, вату не катай, лучше дай закурить!
— Ух ты! Закурить? — опешил я. — Курилка не отросла, а туда же — дыма требует! Ты лучше скажи, чего тут по ночам ловится? Сомик, судак клюет?
— Клевало, да перестало! Видишь соску на середке реки? — отрок из-под накидки дюзнул мокрым носом в сторону одинокой пластмассовой бутылки, которая болталась на течении. — Недавно мой отец с лодки большущих сомищ на сечку ловил. А теперь воды много, да и погода не та…
Через минуту, расставшись с новым знакомым, я поспешил к шлюзам, дабы сообщить дружкам, что место для ночевки найдено, осталось только превратиться в альпинистов и весь свой рыбачий скарб спустить со скалы.
— Ну что, земноводные, поди, всю фляжку прикончили?! — застал я мокрых, но подозрительно веселых приятелей за сбором снастей. — Место есть, осталось сменить дислокацию, снасти и палатки с кручи стащить…
— Не-е, мы в Бобровку, на Первый канал, — забираясь на бетонную верхотуру, Славян вдруг поскользнулся и выронил сумку, из которой тут же вниз посыпалась прикормка, черви и хлеб. — Только что родственники из деревни звонили, — прокричал сучащий по серой склизи дружок. — Водка стынет, пельмени сварили, да и к тому же у них на канале некрупный сомик клюет…

Ну что ж, летите, голуби, летите…
Воды Троицкого водохранилища шумно падали с большой высоты, отчего в воздухе висела водная пыль из бесчисленных мириадов брызг. Грохот, сырь, дождь — мрак! По дороге, ведущей через плотину, иногда проезжали редкие машины, и была зависть к тем, кто сидел в этих теплых авто. А может, действительно, плюнуть на всю эту погодно-шлюзовую кошмарику и отправиться к челябинским берегам?! Там и девушки теплые, и рыба сговорчивей… Да ладно, раз уж приехали, будем до конца тащить свой троицкий крест.
Вскоре дружки наши убыли в гости, а мы с Серегой, нагрузившись палаткой, газом и прочим необходимым, начали новый нелегкий спуск. Р-раз — скользнула нога с глиняного обрыва, и я, гремя спиннингами, чайным котелком и ведром с мальками, как пьяный слаломист, со всей дури понесся вниз. Мама родная, спаси и сохрани! Суворов со своим спуском в Альпах по сравнению с нами точно был просто мальчонкой с ледянкой в руках…
Продолжение следует.