Меню

Забабахать Америку

12.09.2014 09:29 69 (11781)


По новым микрорайонам Снежинска идет широкая улица — улица Евгения Ивановича Забабахина. Герой Социалистического Труда, лауреат многих государственных премий, почти четверть века руководивший институтом, он участвовал в создании первого ядерного заряда. Еще в Сарове, будучи молодым младшим научным сотрудником, Забабахин предложил ряд идей, которые сразу же пошли в работу и показали свою состоятельность на ядерных испытаниях в 1951 году. Это был первый оригинальный отечественный заряд.

 

Владимир Губарев, опубликовавший немало работ о физиках-атомщиках, рассказывал: «Фамилия научного руководителя Евгения Ивановна Забабахина породила множество шуток. Самую знаменитую из них знают все:
— Сначала мы американцев «обхаритонили», а потом «забабахали»…

 
 
Атомная бомба из комода
Ему не было и тридцати лет, когда его идеи были признаны стратегически секретными. Прежний студент физического факультета МГУ, в годы войны с отличием окончивший Военно-воздушную академию имени Н.Е. Жуковского, стройный и подтянутый молодой капитан Евгений Забабахин написал диссертацию, посвященную сходящимся детонационным волнам. Она попала в Институт химической физики и очень заинтересовала Якова Борисовича Зельдовича. И не только его одного.
Рассказывают, что к молодому диссертанту сразу подошли сотрудники режимного отдела и строго спросили:
— Где вы храните свои рукописи?
— Дома, в ящике комода, — простодушно ответил Забабахин.
— Тогда пройдемте…

Стоит ли говорить, что черновики диссертации были немедленно уничтожены? А ее автор вскоре оказался в группе Я.Б. Зельдовича и активно включился в работы по созданию первого советского ядерного заряда. После его успешного испытания таких зарядов будет огромное множество.
«Забабахать» и вправду было чем. За годы существования института в Снежинске здесь было создано более половины ядерных зарядов отечественного арсенала. Это все ядерные авиационные бомбы, все ядерные ракеты для военно-морского флота, крылатые ракеты, артиллерийские снаряды. В Снежинске создавались заряды для межконтинентального комплекса «Тополь» и боеприпас для баллистической ракеты нового поколения «Булава».

Впрочем, Е.И. Забабахину в начале своей работы научным руководителем пришлось доводить до ума самый масштабный проект хрущевских «гигантоманских» времен — знаменитую «Кузькину мать», бомбу мощностью в 50 мегатонн. Она вышла чудовищных размеров: 2 метра в диаметре, около 8 метров в длину и весом почти 25 тонн. На испытаниях на Новоземельском полигоне обошлись половинной мощностью, но и этого хватило, чтобы «океан показал свое дно».
Больше мегабомб в истории ВНИИТФ не будет — и слава богу! Практически всем сотрудникам института было понятно, что дальнейшая погоня за мощностью не имеет смысла и ведет в тупик. Именно тогда, в начале 1960-х годов, зеленый свет был дан работам, направленным на миниатюризацию систем, на их высокую эффективность, улучшение технических характеристик.

Среди снежинских рекордов — самый маленький ядерный заряд для артиллерийского снаряда, самый легкий боевой блок, самый прочный и термостойкий ядерный заряд, самый экономичный по расходу делящихся материалов и, наконец, самый маленький по мощности заряд-облучатель.
 
Взрывая, строить

Есть еще один парадокс, возникший под руководством Е.И. Забабахина. Суть в том, что снежинский институт, создавший две трети ядерного военного потенциала страны, преуспел и в зарядах для мирных, промышленных целей. Первое испытание промышленного заряда произошло осенью 1967 года. А уже через год ядерным зарядом… тушили пожар.

На газоконденсатном месторождении в узбекском Памуке произошла серьезная авария и возник мощный горящий факел. Укротить его силами пожарных не было никакой возможности: попросту не приблизиться к огненному фонтану. Пытались использовать артиллерию, чтобы сбить бушующее пламя, — безуспешно.
— Тогда обратились за нашим зарядом, — вспоминал Л.П. Феоктистов. — Была пробурена наклонная скважина в направлении аварийной. В нее опустили специальный ядерный заряд, скважину забетонировали и произвели подрыв. Мощный подземный взрыв пережал ствол аварийной скважины, и огонь погас.
А вскоре ВНИИТФ в Снежинске преподнес еще один сюрприз, доказав, что промышленный ядерный взрыв может еще и созидать — выступить своеобразным «подрядчиком» в строительных работах. Это произошло на соляных пластах в районе Каспийского моря.

Суть в том, что в толстом слое каменной соли нужно было создать группу подземных хранилищ для газового конденсата. Просто так вырубить полость на глубине свыше километра невозможно. Тогда был предложен уникальный метод «грунтового шара», разработанный в институте. К взрыву готовились основательно. Просчитали мощность, установили в шахте заряд. Взрыв прошел успешно. В итоге появилась полость на 50 тысяч тонн конденсата.
Кстати, накануне взрыва на месторождение доставили не только ядерный заряд. Ремонтные бригады завезли сюда кирпич, цемент, шифер: кто знает, сколько будет треснутых печей в домах и обвалившихся труб? Все вышло идеально, а невостребованный шифер и стройматериалы передали ближайшему совхозу…
 
 
 
Знаменитая "Кузькина мать"
 
Линейка с мелом против «Мерседеса»

Не все проходило гладко, было взрывов пять неудачных, где фиксировались выбросы. «Пшики» случались и с военными зарядами: такова специфика экспериментальной работы. Несработку заряда называли «нулем» или «баранкой», как в футболе из-за неявки команды на матч.
«Каждый такой просчет должен быть пересчитан», не глядя на количество знаков после запятой. Основным же рабочим инструментом была логарифмическая линейка. В музее института хранится линейка с длиной шкалы в один метр, принадлежавшая Е.И. Забабахину. Рассказывают, что по точности расчетов на этой линейке Евгений Иванович вполне конкурировал с арифмометром или самой высокоточной на 1960 год счетной машинкой «Мерседес». К слову, с арифмометрами в перерывах забавлялась молодежь: устраивала соревнование — кто быстрее прокрутит ручку…
Еще один незаменимый инструмент для мозгового штурма — обычная доска с мелом.

— Евгений Иванович предпочитал излагать мысли у доски, — рассказывает Б.В. Литвинов. — Видимо, считал, что так нагляднее и доходчивей. И коллег к этому стремился приучить. У него даже в доме, в мастерской на втором этаже, где мы частенько собирались, была доска. А на работе, в его служебном кабинете, она была устроена так, что поднималась и занимала всю стену. Сам он писал на доске с исключительной аккуратностью: маленькими буквами, но совершенно четко.
Кстати насчет слов. По воспоминаниям, Е.И. Забабахин не любил ни многословия, ни сквернословия, был предельно сбит, емок в каждой фразе. Его речь была литературно правильной, без слов-сорняков. К любому выступлению готовился тщательно, будь то перед учеными или школьниками. Последние с успехом учились на его вопросах и задачках. Например: «почему облака имеют форму?», «не происходит ли сепарация тяжеловодородной воды при обмерзании стенок рыбацких лунок?» Вот и попробуйте ответить…
Прогулки в Вишневых горах

Были у Евгения Ивановича и неожиданные увлечения: например, он подвергся золотой лихорадке. «Однажды в окрестностях Вишневогорска ему показали заброшенные выработки и объяснили, что в отвалах наверняка есть золото… Нужно было видеть, с каким воодушевлением он взялся за дело. Отобрал у нас все причиндалы: совок, решето и тому подобное, — а потом несколько дней напролет мыл золото. Мыл до тех пор, пока один знающий коллега популярно не разъяснил старателю, что он совершает уголовно наказуемое деяние, а золото подлежит регистрации и немедленной сдаче на государственный приемный пункт в Каслях...»

В Вишневые горы Евгений Иванович был буквально влюблен и передал эту любовь своим детям. Его сын Игорь вспоминал традиционные весенние выезды на южную сторону Вишневых гор: там раньше всего наступала весна, что особенно ценилось в прохладном уральском климате. Зимой — обязательные лыжные траверсы километров по шесть вдоль Вишневогорского хребта в глубоком снегу…

Забабахин экспериментировал во всем. Например, его считали весьма продвинутым спортсменом: приобщал и своих коллег, и своих детей к новейшим видам спорта — водным и горным лыжам, виндсерфингу, дельтапланеризму. Он вообще не умел отдыхать в том смысле, чтобы ничего не делать и ничем не обременяться. И искренне не понимал тех, кто собирается в отпуск:
— Зачем вам отпуск? Разве здесь плохо?
Вдобавок он был большим рукодельником: резал из свилей и капов причудливые вазы и вообще виртуозно работал на токарном станке. И сыновей к этому приучил. В доме всегда были наточены кухонные ножи, исправны замки, краны и выключатели — весь мелкий ремонт производился самостоятельно.
Мастерили много, особенно то, что связано с небом, словно Евгений Иванович грезил полетами всю жизнь. Вокруг дома постоянно жужжали флюгеры, в коридоре висела метровая модель французского реактивного лайнера «Каравелла», в мастерской и во дворе — различные самолеты, экранопланы и другие причудливые летательные аппараты. Кстати, сборка реактивных двигателей для моделей ракет — а было и такое! — проводилась детьми только в присутствии Евгения Ивановича: ракетостроение не терпит суеты и непрофессионализма…

В последние годы своей жизни Евгений Иванович вместе с сыном Игорем подводил итоги исследований по своей любимой теме — кумулятивным явлениям, тем самым, первые мысли о которых он доверил бумаге в ящике комода. Именно за работы по этой теме Забабахин будет награжден в 1984 году золотой медалью имени М.В. Келдыша, одной из самых высоких наград Академии наук. В том же 1984 году, в декабре, перед самым Новым годом, Евгения Ивановича не станет…
Дальше будет только память, к которой в Снежинске относятся очень бережно. Уже в 1987 году, к 70-летию со дня рождения, в городе пройдут первые научные Забабахинские чтения, которые очень быстро наберут академический вес. Потом в городе появится улица Е.И. Забабахина. А 20 октября 1998 года его имя будет присвоено главному детищу всей жизни — Российскому федеральному ядерному центру…
 
Улица Забабахина