Меню

СТРАНИЦЫ ПАМЯТИ

22.02.2006 00:00 33 (10421)
ПОДВИГ ОН ПОНИМАЛ ПО-СВОЕМУ Накануне 23 февраля издатель Татьяна Лурье позвонила в редакцию и сообщила хорошую новость. Вышла в свет книга «Взлет» Павла Ильича Бабина — челябин...


ПОДВИГ ОН ПОНИМАЛ ПО-СВОЕМУ

Накануне 23 февраля издатель Татьяна Лурье позвонила в редакцию и сообщила хорошую новость. Вышла в свет книга «Взлет» Павла Ильича Бабина — челябинского журналиста, с первых дней основания работавшего в «Вечернем Челябинске». Военный роман о жизни летчиков Павел Бабин написал в 1985 году. Отдельные главы печатались в свое время в «Вечерке», но полностью роман не публиковался. И вот совсем недавно благодаря родственникам Павла Ильича произошло это событие, которое вполне можно считать подарком к Дню защитника Отечества.

Александр СКРИПОВ

Почему роман, написанный живым языком, содержащий уникальные свидетельства очевидца и участника судьбоносных событий Великой Отечественной (во время войны Бабин был штурманом в бомбардировочной авиации, воевал на Третьем Украинском фронте), так долго пролежал в столе? Об этом чуть позже.
Прежде всего надо сказать несколько слов о самом авторе. Имя Павла Бабина тесно связано со становлением нашей газеты. Он был заместителем первого редактора «Вечерки» Михаила Аношкина. А когда тот, набрав штат, заболел, все организационные заботы первой городской газеты легли на плечи Бабина. В популярности, которой пользуется «Вечерка» с конца 60-х годов, большая доля его труда. Все, кто знал Павла Бабина, отмечали надежность как одно из главных качеств его характера. «Павел Ильич не боялся брать на себя ответственность,— вспоминает его невестка Светлана Бабина, доктор наук, декан физического факультета педуниверситета, — это касалось не только работы, но и буквально всех сторон его жизни. С ним, к примеру, я никогда не боялась ездить в машине. От него исходило такое чувство спокойствия, что я была уверена — пока он за рулем, с нами ничего плохого не случится. Это был цельный, сильный, горячий, деятельный и глубоко преданный своей профессии человек. Работа над первыми номерами «Вечерки» ему жутко нравилась, несмотря на большую загрузку. Вообще три года работы в городской газете были его звездным временем».
Рано утром Павел Ильич уходил в «Вечерку» и возвращался поздно вечером. Часто ночью, после часа-двух, он вставал и занимался тем, на что ему не хватало времени на работе, — творчеством. Он ставил чайник, закуривал и начинал что-то писать, сочинять…
Роман «Взлет» он писал в течение 10 лет. Но опубликовать его (Павел Ильич ушел из жизни 5 декабря 1988 года) так и не удалось. По мнению издателя Татьяны Лурье, причина в том, что по меркам того времени роман был недостаточно патриотичным. Там нет описания каких-то невероятных подвигов, пафосного героизма. Бабин, создавая роман, оставался журналистом, фиксировал увиденное, пережитое им самим и его боевыми друзьями. Он писал в том числе и о недостатках — нехватке самолетов в начале войны, о сомнительных методах, которыми действовал СМЕРШ. А приукрашивать ничего не хотел. Это было не в его характере. Хотя, по сегодняшним меркам, роман не страдает отсутствием патриотизма. Ведь по большому счету он рассказывает о преданности Родине летчиков — молодых советских людей, их верности воинскому долгу и безоглядной жертвенности любви. Это Бабин и считал подвигом.
Павел Ильич пытался все успеть. Несмотря на то, что вернулся с войны с тяжелым ранением, он не мог вести размеренный, спокойный образ жизни. Куда бы ни забрасывала его судьба, любому делу он отдавался со свойственной ему энергией и увлеченностью, был центром притяжения коллег по работе, друзей, родственников. Вырастил пятерых (!) сыновей. Теперь жизнь Бабина продолжается в его большой семье. У него 10 внуков и 7 правнуков.
Роман «Взлет» написан в стиле экшн — в нем нет долгих лирических отступлений, зато много действия, немало метких наблюдений. Поэтому произведение звучит вполне современно. Может быть, то, что роман выходит в свет только теперь, вовсе не случайность?
«Эта повесть как голос его души: молодой, горячей, обращенной к людям и призывающей помнить о тех, кто жил и не дожил, любил и недолюбил, о том, что многие мальчики и девочки отдали жизнь за наше настоящее и будущее, — пишет в послесловии к книге Светлана Бабина. — Так будем же помнить о них. И эта журналистская проза как дань правде жизни».

ВЗЛЕТ В БЕССМЕРТИЕ

ОТРЫВОК ИЗ РОМАНА ПАВЛА БАБИНА

На войне никому не дано знать, что будет с ним через неделю, через день, даже через час. Потому что там слишком много «вдруг» и не всегда человек волен в своих действиях. Не знали друзья, что будет с ними завтра...
Бомбы фашистских летчиков нашим самолетам вреда не причинили. Немного испортили взлетную полосу. Наутро чуть свет полк подняли по тревоге — и на аэродром. Там солдаты батальона аэродромного обслуживания уже заделывали воронки. Засыпали землей, шлаком. За неимением катка укатывали колесами вездесущей полуторки и санитарной машины. Трамбовали деревянными колотушками, просто утаптывали ногами.
По тревоге вместе со всеми приехал на аэродром и Болотов — сбежал из «госпиталя». Боль беспокоила меньше. Правда, опухоль еще держалась, и плечо ныло, как чужое, и надо было поддерживать здоровой рукой раненную.
Люба, приехавшая в санитарной машине, подошла к нему.
— А ты зачем здесь?
— Тревога же.
— Раненых тревога не касается.
— Она всех касается.
— Болит рука?
— Не очень. Неудобно только, как чужая.
Она ловко и быстро сделала из марли перевязь через шею. Стало удобней.
— Вот и я! — раздался сзади голос Долина. Он незаметно подошел, обнял их обоих. — А ты здесь зря, товарищ раненый. Впрочем, я тоже не усидел бы в том «госпитале».
Подошел штурман лейтенант Таков.
— Слушай, Долин, я сегодня «безработный» — наша машина ремонта потребовала. А у тебя впередсмотрящий из строя вышел. Возьми меня. Жалко терять день.
— Добро! — обрадовался Долин. — Сейчас доложу подполковнику.
Неторопливый в словах и делах, по-крестьянски основательный старший лейтенант Пинемасов неожиданно спросил:
— Долин, ты давно из колхоза?
— Из какого колхоза? — опешил Долин.
— Из деревенского, понятно. Из плохого деревенского...
— Это почему же из колхоза, да еще из плохого?
— А потому, — не спеша стал объяснять Пинемасов, — что в плохом колхозе чуть что случится — сразу бегут к председателю, хотя есть бригадиры.
— Ты к чему это?
— А к тому, что у тебя есть командир эскадрильи, а ты — сразу к начальнику штаба.
— А пошел ты! Я и в колхозе-то никогда не был.
— Откуда же ты такой? — будто не знал, спросил Пинемасов.
— Я из города на Волге, ясно?
— Ах, он из волжского города! Тогда понятно...
— Что понятно?
— Твой город — это тоже деревня. Только большая...
— Знаешь поговорку, старший лейтенант Пинемасов? — улыбнулся Долин. — «Мели, Емеля, — твоя неделя». Но когда спустишься в землянку, взгляни на стену — там плакат: «Болтун — находка для врага!»
Получив задания, летчики разбегались к своим самолетам. Неожиданно накатилась облачность. Северные холодные облака плыли высоко с большими разводьями-окнами, постепенно заволакивая все небо.
«Спасители-покровители явились», — удовлетворенно отметил про себя Захаров.
В канонирах загудели моторы. Потом оттуда начали выползать самолеты и подруливать к старту. Командир полка с красным флажком сам давал разрешение на взлет и провожал каждый самолет.
Вот взлетела, быстро удалилась и исчезла в утренней дымке одна машина, за ней, поддымливая на форсаже моторами, скрылась другая, третья, четвертая. Потом поднялось в воздух целое звено и тоже истаяло в сине-белой дали.
На старт вырулил Долин. Высунул в боковое стекло руку: «Готов к взлету». Командир полка еще раз оглядел машину, пошарил глазами по небу и взмахнул флажком: «Взлетай!»
Густыми басами загудели моторы. Машина, прижатая тормозами, вздрагивая, слегка осела на переднее колесо, потом сорвалась с места и стремительно понеслась вперед. Самолет был уже в конце взлетной полосы. В это время над границей аэродрома из облаков выскочил «Мессер» и, стреляя, круто пошел на взлетавший бомбовоз.
— Впереди истребитель! — громко крикнул штурман Таков.
Долин и сам увидел врага, даже почувствовал, как одна из его пушечных очередей прошлась по кабине стрелка-радиста.
Прервать взлет нельзя: впереди близко холмы. Желая вдунуть в моторы сверхмощность, Долин инстинктивно еще нажал на секторы газа, хотя те и так были поданы вперед до упора. ИЛу страстно хотелось быстрей оторваться от земли, поймать в прицел фашиста, ударить из пушек и уйти в облако. Колеса наконец отделились от земли. Долин резко поднял нос самолета, прицелился и дал длинную очередь. «Мессер» бестолково закувыркался, упал сзади бомбовоза на взлетную полосу и взорвался.
В ту же секунду бомбардировщик, еще не успевший набрать скорость, медленно просел к земле, ударился о нее хвостом, потом носом и левым крылом, смял переднюю штурманскую кабину и самого штурмана в ней и загорелся ярким пламенем. Все это произошло так быстро, неожиданно, что стоявшие на старте и возле землянок летчики оцепенели.
От распластанной на земле горящей машины отвалился огненный комок. Кто-то из членов экипажа отползал в сторону. Одежда на нем разгоралась все ярче, но он не пытался сбросить ее, а может, не было сил для этого. Судорожными рывками удалялся от опасности и стрелял из пистолета, призывая на помощь.
Первой опомнилась Люба.
— Володя! — истошно крикнула она и что было сил понеслась к горящему самолету.
— Куда! — закричал Захаров. — Назад!
Люба ничего не слышала, остановить ее уже было невозможно — она бежала спасать Володю. Следом за ней кинулись к горящему самолету и летчики. Но начальник штаба выхватил пистолет и преградил дорогу:
— Назад!.. Там же бомбы!
А Люба, потеряв пилотку, с развевающимися волосами бежала к ползущему и горящему летчику. Издали трудно было различить, кто там горел. Но она чувствовала, что это он, ее Володя.
Она добежала до Долина, упала на него, пытаясь потушить тлеющую одежду. И в это время раздался оглушительный гром — в горящем самолете взорвались горючее и бомбы. Пламя, куски железа взметнулись вверх, накрыли смертельным покрывалом Любу и Володю.
Останки погибших похоронили на другой день на маленьком поселковом кладбище. Проводить их в последний путь собрались все свободные от заданий и дежурств из полка и батальона аэродромного обслуживания, пришла большая толпа местных жителей-югославов.
Комиссар Сапрыкин сказал короткую речь:
— Самое дорогое у человека — жизнь, это бесценный дар. И нельзя ничем запятнать его, надо прожить так, чтобы не было стыдно перед людьми за бесполезность, никчемность, трусость, алчную корысть дел и помыслов своих. Люба и Владимир Долины, Владимир Таков, Сергей Игнатьев прожили свою короткую жизнь достойно, они были бойцами, воинами и погибли в битве с врагом за наше общее правое дело, за свою Родину. Мы клянемся отомстить фашистским гадам!
Когда гробы спускали в могилу, у присутствовавших посуровели, закаменели лица, женщины запричитали, заплакали навзрыд, завсхлипывали девчата. Три раза прогремел автоматно-пистолетный салют...
С кладбища постепенно стали расходиться. А Болотов еще долго сидел у только что возникшего скорбного холмика. Эта могила, навеки укрывшая его друзей и товарищей, казалась ему олицетворением судьбы многих тысяч, а может, миллионов погибших в боях его ровесников — почти целое поколение такого многочисленного народа!..
День уже кончился, надвигались сумерки с ненашими, нерусскими звуками и шорохами, мигнула одна-другая звезда в незнакомом небе, а Павел (Болотов — Ред.) все сидел. «Нет, не погибли мои ровесники, — думал он, — они бойцы, они добывали нашу победу и живут в ней, они не умерли, а ушли в бессмертие...»