Меню

КНИЖНАЯ ПОЛКА

03.02.2006 00:00 20 (10408)
Людмила Штерн «Довлатов — добрый мой приятель» Ни одна из книг, написанных о моем любимом писателе Сергее...


Людмила Штерн
«Довлатов — добрый мой приятель»

Ни одна из книг, написанных о моем любимом писателе Сергее Довлатове, ранее мне не понравилась. Может быть, потому, что сам писатель успел перессориться со многими своими современниками, они не скрывали обид к нему. Особенно грешит этим книга Аси Пекуровской — первой жены Довлатова. А вот воспоминания Людмилы Штерн я прочла с большим удовольствием.
Впервые имя Людмилы Штерн встретилось мне в сборнике «Город и мир», выпущенном в начале 90-х. В этом сборнике была опубликована ее чудная повесть «Двенадцать коллегий». А чуть позже, в книге «Малоизвестный Довлатов», напечатали письма писателя к Людмиле Штерн — они были знакомы еще с 1967 года. Ни к кому Довлатов не обращался так тепло. Из чего следует вывод — Штерн и Довлатов дружили по-настоящему. С Ленинграда до Нью-Йорка.
Книга написана с большой нежностью. И при этом Людмила Штерн отнюдь не идеализирует своего друга. Отдавая дань его литературному таланту, она рассказывает и о его несносном характере. Так, к примеру, Людмила Штерн сама грезила литературой и тайно строчила рассказы. Когда она сообщила об этом Довлатову, то он, по ее словам, посмотрел на нее как «на курицу, размахивающую дипломом Гарварда». Ссорились они довольно часто. Людмила Штерн, с ее ангельским терпением, порой все же не могла простить своему приятелю многих выходок, особенно пьяных. Какой женщине понравится то, что нетрезвый приятель дерется с ее мужем? Или когда бросает монетками в окна квартиры, а в квартире вечеринка с важными людьми? Но Людмила Штерн всегда его прощала. В итоге Довлатов относился к ней с большой нежностью и признательностью. Она была для писателя своего рода «лакмусовой бумажкой» — первым читателем его рассказов и повестей. И, может быть, мерилом совести, хотя сама Людмила Штерн искренне полагала, что Довлатов считал ее «идиоткой с романтическими наклонностями». Но именно Людмила Штерн (и это святая правда!) подняла шум на всех иностранных радиостанциях, когда Сергея Довлатова посадили в питерскую кутузку. И благодаря этому шуму его выпустили и дали возможность эмигрировать.
В книге много действующих лиц — Анатолий Найман, Игорь Ефимов, Иосиф Бродский, Марина Рачко. Все они вращались в литературной дымке Питера 50 — 60-х. И все были молоды. И никто еще не уехал в США.
И хотя в книге есть столь лакомые для «желтой прессы» подробности личной жизни Довлатова (внебрачные дети, любовницы), Людмиле Штерн все же удалось избежать желтизны. Думаю, что никто из родных писателя не в обиде. Кстати, чуть раньше очень тепло была встречена и другая ее книга «Бродский: Ося, Иосиф, Joseph».

Журнал «Звезда»,
январь 2006 года

Открывает номер публикация стихов Людмилы Петрушевской. Как водится у мэтра отечественной литературы, в ее творчестве спокойно уживаются милая романтичная лирика и здоровый скептицизм.
В номере представлен роман Анатолия Бузулукского «Послания президенту». Писатель-прозаик обращается к первому лицу страны, чтобы обсудить с ним сущие мелочи: фасон галстука, мимику, сновидения. Здесь монологи типа: «Вы не сердитесь на мою тещу. Ей ведь обидно: Вы с ней ровесники, а живете кардинально по-разному. Представляю, как бы Вы обижались на нее, будь она на Вашем месте». В итоге у героя романа начинается сдвиг по фазе. Президент преследует героя Бузулукского как наваждение, как кошмар, как отражение в зеркале.
Из переводов стоит отметить рассказы Грэма Грина. Перевод с английского Нины Жутовской. Два психологических детектива (1929 и 1940) и небольшая философская зарисовка (1989). Перевод Нины Жутовской. Также из переводов — «Беседа о смысле истории». Перевод с английского Анастасии Кузнецовой. «Круглый стол» с участием трех поэтов: Иосифа Бродского, Питера Вирека и Чеслава Милоша. Встретившись в колледже Маунт-Холиок, штат Массачусетс, 16 ноября 1985 года, они пришли к выводу, что главный смысл истории — создание человеческих биографий.

 

Место встречи изменить нельзя —
книжный развал на Кировке.