Челябинский Рэмбо - Михаил Серюков человек непростой, но очень добрый

Страшный шрам на подбородке – это память о службе в уголовном розыске. Тогда при задержании опасного преступника еще молодой сыщик Миша Серюков получил сильный и неожиданный удар гаечным ключом по лицу, практически оторвавший ему всю нижнюю губу. Заметный шрам у него и на правом виске. Этот остался как память о тайной войне в Афганистане. Тогда сер мушавера (старшего советника) Серюкова из афганского царандоя в полностью заблокированной моджахедами провинции Хост, на границе с Пакистаном, в упорном многодневном бою неслабо контузило разрывом мины и основательно присыпало песочком. Война с организованной преступностью тоже наложила на этого удивительного человека множество шрамов. И не только тех, что видимы на его крепком сухом теле.

Бывший коммунист, он на излете своей жизни осознанно пришел к православию. Похоже, так он сегодня борется с некоторыми особо горькими воспоминаниями из своей до сих пор засекреченной жизни. Но при этом Михаил Васильевич упрямо утверждает, что его жизнь вполне удалась. А милицейская карьера сложилась вполне успешно. И похоже, что он не жалеет ни о чем…

Рядовой уголовного розыска



В армии он служил в таких подразделениях, где солдат принимали в партию. Там его и оформили в ряды КПСС. Демобилизовавшись, вернулся в Магнитогорск, устроился там на калибровочный завод. А уже через восемь месяцев вызывают в партком и говорят, что пришла разнарядка и он по партийному набору, как коммунист и спортсмен, пойдет служить в милицию. Подходишь, мол, по всем статьям. Хоть и не думал никогда о службе в милиции Михаил, но согласился. Отказываться на подобные предложения в то время было не принято…

Отправили в школу милиции в Елабугу, учиться на сотрудника уголовного розыска. А беременная жена осталась в Магнитогрске. И только когда ей стало совсем невмоготу, отпустили на заочное обучение.

Работал вначале участковым инспектором в Левобережном отделе. Как-то во время дежурства в отдел ночью приехал ответственный по УВД Алексей Шенгешов, побеседовал с Серюковым и говорит: «Слушай, а почему ты работаешь участковым?» А молодой сотрудник тогда даже милицейской структуры еще не знал. И вскоре его пригласили в кадры и быстренько перевели в уголовный розыск. Стал работать сыщиком. Начинал с линии несовершеннолетних. Затем, немножко нахватавшись, перешел на лучшую тогда в районе оперативную зону номер один, где пришлось работать по раскрытию всех совершенных «на его земле» преступлений. И надо же, оперативная работа Мише Серюкову совершенно неожиданно очень понравилась. Он на удивление легко устанавливал доверительные отношения с самыми разными людьми. И главное, умел находить среди них источники действительно ценной оперативной информации. Умел договариваться с ними, ну а затем еще и реализовывать полученные оперданные…

Был у Серюкова тогда, конечно же, очень хороший учитель – Петр Романов, начальник Левобережного уголовного розыска. Наставник был очень мощным сыщиком. И Романов, скорее всего, и привил ему любовь к этой необычной работе, где без таланта делать просто нечего. И любовь к розыску у Михаила Васильевича сохранилась до сих пор. Даже уйдя в запас, пенсионер Серюков продолжал поддерживать контакты со своими многочисленными помощниками. Потому что сам по себе без них оперативный работник мало что может. Личным сыском много не наработаешь, максимум процентов 30. Потому что преступления надо раскрывать головой, а не ногами. Даже если ты и обладаешь мощной интуицией и если к тому же психолог хороший. Очень сложно раскрывать преступления, совершенные в условиях неочевидности, не имея своих людей в преступной среде…

И, что интересно, за всю свою долгую милицейскую жизнь Михаил Серюков ни на одного задержанного не поднял руку, не повысил голоса. Никогда не кричал, не запугивал…

Угрозы если и дают вообще хоть какой-то результат, то, как правило, самый кратковременный. Потому что в суде от показаний, данных под нажимом, обычно отказываются. Тем более что по мере продвижения по ступенькам оперской карьеры преступная клиентура Серюкова становилась все более подготовленной, профессиональной и изощренной. И их надо было переигрывать только интеллектуально.

Довелось лейтенанту Серюкову за время службы в угро и повоевать. Был когда-то в Магнитогорске бандитский по тем временам микрорайон – Новая стройка. Верховодили там братья Строгоновы. Есть такая закономерность, что группировки на близкородственной основе отличаются особой жесткостью. Братья промышляли грабежами, держали в страхе всю Новостройку. И как-то довелось Михаилу брать одного из них, Валеру, за особо дерзкий грабеж. Тогда ему в первый раз пришлось стрелять из табельного оружия по живому человеку. И до сих пор он помнит, как при этом у него тряслись руки. Совсем непросто это – стрелять в человека оказывается. Не попал, конечно. Но задержали этого преступника все равно… Вот такое у него было боевое крещение. Может, именно после этого случая застенчивый по жизни Миша Серюков и сам стал смелым и дерзким…

Работал он как-то уже заместителем начальника районной уголовки, а заместителем по оперативной работе у него был известный сыщик Рудольф Дергунов. На металлургическом комбинате тогда была совершена крупная кража. И сыщики Серюкова ею занимались, сняли большую группу. Ну и Дергунов присутствовал при допросах, которые проводил его молодой коллега. И послушав внимательно, сказал, не выдержав: «Тебе, Михаил Васильевич, надо было не в угро идти, а учителем в школе работать. Манера у тебя какая-то слишком педагогическая». Постепенно, конечно, это ушло. Лет через десять пришел настоящий профессионализм…

В Магнитке всегда были сильные милицейские кадры. Было у кого учиться молодым, была преемственность поколений. Изрядно заматеревшего опера перевели в Ленинский райотдел. Там учителем начальника уголовного розыска Серюкова стал заместитель по оперативной работе Александр Гончар. Что называется, сыщик от бога…

В то время в розыске трудились настоящие опера. Идейные. Они боролись не с конкретным человеком, а со злом. И в этом-то была их сила. Продажности и коммерции в угро тогда в принципе не было. Единственное, на чем горели некоторые опера, – женщины и водка. Сколько помнит Серюков, единственная возможная для сыщиков благодарность за помощь в то время была бутылка коньяка. Да и то не от каждого, конечно же, ее брали… И обычно, в знак встречного уважения, выпивали ее вместе с тем, кто ее принес.

Оперов в те годы увлекало работать, по раскрытию наиболее тяжких преступлений, не считаясь с личным временем, милицейское призвание. Тогда не заставляли работать. Вот сейчас, к примеру, не принято подчиненным уходить со службы раньше руководителя, надо это для дела или совсем не надо. А тогда этого не было. Если работы нет, начальник сам говорил: «Все, всем по домам. Нечего без дела тут болтаться…»



Тревожные будни

А тут, как всегда, совершенно неожиданно замначальника УВД области Леонид Батурин вызвал Серюкова в УВД Магнитогорска и после задушевной зондирующей беседы вдруг предложил ему новую должность. В 1979 году Михаил Серюков стал начальником Правобережного РОВД. Так капитан милиции сменил полковника Юрия Переля. А того в свою очередь перевели в УВД Магнитогорска на должность начальника городского угро. И работали они после этого душа в душу…

В 1983 году Серюкову предложили перейти на работу в Златоуст. Сначала заместителем по оперативной работе, а потом уже и начальником управления. Первое время жил один в небольшой съемной квартире, а потом получил жилье и смог перевезти из Магнитогорска семью.

В 1986 году Михаила Васильевича вызвали в кадры, а затем, после предварительной беседы, и в руководство УВД области и сообщили, что в Афганистан набирают команду из наиболее опытных милицейских руководителей и предложили ему дать добровольное согласие на длительную командировку в воюющую страну…

Собранную со всей страны группу в 30 человек забросили в пустыню на военную базу Дарбаза в 60 километрах от Ташкента в учебный центр по подготовке к боевым действиям. Преподаватели были и со спецфакультета Ташкенской школы милиции. В первый же день выдали армейское обмундирование без погон и знаков различия. С первых же дней учебы под минометную стрельбу пришло понимание того, что их ждет в Афганистане. Очень не просто каждую минуту осознавать, что скоро уйдут на войну, а там может случиться всякое…

Учеба продолжалась полгода. Давали общую картинку. Учили выживать в условиях настоящей войны. Изучали язык, обычаи и историю афганского народа, а также с первого дня постоянно и много учили воевать. Совсем немного теории, а затем полевые выходы в горы и стрельбы днем и ночью из всех видов оружия. Постоянно горячий воздух, палящее солнце, песчаные бури. Занятия проводились в горах и пустынной местности, где нет никакой растительности и воды. Потому что условия подготовки должны быть максимально похожими на те, в которых придется работать. Тогда работа спецгруппы «Кобальт» в Афгане уже заканчивалась. И из курсантов готовили советников…

Изучали фарси в объеме, необходимом для общения с местным населением. Сначала учили отдельные слова по разговорнику, а затем сплетали их в предложения. Учили настолько хорошо, что уже в Афганистане на второй год пребывания наши друзья из царандоя старались изъясняться только на пушту, понимая, видно, что их разговоры на фарси понимают…

Хорошо познакомили не только с лидерами КПА и оппозиции, но и с Кораном. Уроки ислама, проблемы взаимоотношений шиитов и сунитов чередовались, например, с изучением внешности и ближайших связей нашего лютого врага тех времен Раббани («как поймаете, сразу дадут Героя...»). Много внимания уделяли тактике и практике контрпартизанской войны. После краткосрочного отпуска на Родину вызвали в Москву. Вновь прошли медкомиссию, собеседование в МВД и иностранном отделе ЦК КПСС на Старой площади. Сдали на хранение партбилеты, паспорта, удостоверения личности. Улетали на войну группой в восемь человек, залегендировавшись под «геологов-строителей».



Опера уходят в поиск

Как только сели на военном аэродроме в Кабуле и глянули в иллюминатор – кругом обломки сгоревших самолетов, покореженный остов вертушки, разбитые ящики из-под снарядов. Снова усиленная медкомиссия. Переодели в песчанку, выдали оружие. Дали недельку на адаптацию к жаре, а потом привезли в представительство МВД СССР в Афганистане, и там началось распределение по провинциям. Кому как повезет. Потому что есть провинции воюющие, а есть северные, мирные. Приграничные с Союзом, населенные преимущественно таджиками. Новобранцам к тому времени уже объяснили, что самое главное не попасть в округ Хост на границу с Пакистаном, где нет даже наших войск, или в Кандагар…

В кадрах тогда работал челябинец Дмитрий Аданькин. Поговорили о жизни. И Серюков ему сказал: «Отправляй куда хочешь, мне все равно. Как будет, так и будет». Назавтра приглашают на собеседование. И говорят, что направляют именно в Хост, что наша группа МВД там состоит всего из шести офицеров. По соседству примерно такие же группы МО, КГБ и ГРУ. А кругом горы, в 25 километрах ближайший город Парачинар, но это уже Пакистан. А на наш Хост ежедневно падает до 200 – 600 реактивных снарядов...

Вот так стал Серюков старшим советником командующего царандоя приграничного округа. Командующий парень был не простой – выпускник Киевского высшего общевойскового командного училища, славного ВУЗа, знаменитой «Киевской разведшколы», которую, как известно «оканчивал» даже киношный Шварценеггер. Серюков в неспокойном Хосте отслужил очень сложный и тяжелый год. Два раза при обстрелах его присыпало песочком. Полуживого откапывали. Один раз тяжело контузило. Был ранен…

Проросийски настроенные силы, удерживающие Хост, конечно же, сильно мешали воинам ислама, блокируя пакистанский канал снабжения моджахеддинов. Недаром уже через десять дней после вывода наших войск из Афгана в феврале 1989 года Хост захватили басмачи. Пытались они неоднократно это сделать и ранее. В марте 1988 года «духи» спустились с гор и плотно заблокировали город. Вскоре начался жестокий голод, не хватало и боеприпасов. Блокада продолжалась полгода. Операцию по деблокированию Хоста «Магистраль» блестяще провел генерал Борис Громов. Не имея возможности разминировать 90-километровую дорогу Хост – Гордез, построенную еще англичанами, войска сумели пробить в горах параллельную дорогу и, разбив мощную группировку, провести в голодающий город караван.

Полученную от агентуры информацию советники Серюкова анализировали, а затем через координатора от ГРУ передавали в штаб группировки. Командование особенно интересовали данные о нахождении сил противника, о тайных караванных путях из Пакистана.

Узнав о появлении в окрестностях очередной крупной группировки, запрашивали штурмовую авиацию или вертолетный десант для физического уничтожения. Особо ценились данные о дневных караванных лежках. Караваны с оружием и живой силой двигались по ночам, а днем прятались от наших наблюдателей и жары. Наши мобильные группы спецназа ГРУ выходили в район засады, скрываясь в светлое время суток, а с появлением каравана наносили удар, вцепляясь в добычу мертвой хваткой. Зачастую приходилось вести тяжелый бой в окружении превосходящего по численности противника.

По информации Серюкова о постоянно меняющейся обстановке вокруг Хоста афганские товарищи из царандоя организовывали в горах блокпосты. Смена длилась по три месяца. Посты, контролировавшие близлежащие тропы, постоянно обстреливали. Подвоз воды, продовольствия, оказание помощи было делом весьма затруднительным. В горах кто забрался выше, тот и победил. Практически на все авиаштурмовки и операции царандоя брали и советников, как инициаторов спецопераций.

Команда Михаила Васильевича постоянно стремилась внедрять своих людей в отряды к душманам. Только так можно было перепроверять данные военной разведки. За одну из таких операций Серюкова наградили Красной Звездой и предоставили отпуск на родину по ранению…

Вернувшись на войну, стал советником царандоя уже в Кабуле. Проработал там месяца четыре. Потом в служил в провинции Парван в Чарикаре. Честно провоевал до 15 февраля 1989 года.

Основная задача милицейских советников везде была одна – сбор информации и работа с местной агентурой. В центральных провинциях Афгана народ проживал очень специфичный. Информаторы даже не особо конспирировались. Потому что там подобное коммерческое поведение было общепринято. Главное, это знать и понимать, что каждый твой агент вполне способен работать еще на семь различных разведок и может гнать квалифицированную дезинформацию, разработанную специалистами.

Проще всего было, конечно же, встречаться с дукандорами, когда просто одевшись под местного, идешь в дукан и что-нибудь там рассматриваешь. Владелец лавки в это время тебя угощает чаем, и беседа с ним ни у кого не вызывает подозрений. С остальными категориями агентуры работать было посложнее, да и намного опаснее. К тому же оперативники прекрасно понимали степень ответственности за достоверность информации, передаваемой в разведцентр группировки…

Ну и тогда была сильнейшая внутрипартийная и межпартийная борьба кланов. В Афганистане после революции было примерно с десяток самых разных политических партий. И у каждой свои лидеры, с которыми советники постоянно проводили переговоры. Были там и договорные зоны. Договаривались с руководством кишлаков, что они не принимают участие в боевых действиях, а в ответ их не беспокоят. Это была такая дипломатическая работа.

Война в Афганистане в те годы была, конечно, кровавая. Моджахеды ощущали скорый уход шурави и лютовали напоследок. И мы стреляли в людей, и в нас они стреляли постоянно. До сих пор Михаил Серюков не может этого забыть. Последнее время начал регулярно ходить в церковь…

Расстрельная должность

В феврале 1989 года вернулся в Челябинск. Сразу же предложили должность начальника отделения по раскрытию убийств в областном уголовном розыске. Проработал около года, не вылезая из длительных командировок. Постоянно выезжал на места и участвовал в раскрытии наиболее тяжелых преступлений. Но Михаила Серюкова такая работа после Афгана сильно не напрягала. Да и семья еще была в Златоусте. Квартиру получить в Челябинске было совсем не просто…

А тут из всех щелей на свет божий начала вылезать правда о том, что в стране, оказывается, существует организованная преступность. Эта тема в СССР долго замалчивалась, и все дружно думали, что все у нас нормально. Но нашелся такой специалист-криминолог Александр Иванович Гуров, проявил смелость и опубликовал аналитическую по тому времени статью «Лев прыгнул». И объявил на весь мир, что организованная преступность в СССР имеет место быть. Постепенно началась кропотливая организационная работа, в результате которой в стране начали массово создаваться подразделения милиции по борьбе с организованной преступностью. На то время это, пожалуй, была единственная структура, которая могла хоть как-то повлиять на эти гнилостные процессы, буквально разъедавшие страну и общество. Коллеги из госбезопасности тогда переживали нелегкое время. Зачем-то их непрерывно реформировали, а зачастую просто и бесцеремонно разрушали отлаженную систему. Поэтому УБОПЫ сразу же заняли пустующую нишу и заработали по максимуму…

Начальником УВД Челябинской области в то время был бывший афганец – заместитель начальника специальной разведывательной милицейской команды «Кобальт» Валерий Валентинович Смирнов. Он-то и пригласил Серюкова к себе: «Ну что, запал-то еще не пропал? Ты как, еще в форме, не сломался? Пойдешь начальником вновь создаваемого управления по борьбе с оргпреступностью».

Вот так Михаил Серюков и стал главным борцом с мафией. Сначала подобрали ему заместителя – Вячеслава Игнатова. По принципу «он сам из уголовного розыска». А Игнатов из БХСС. Потому что сразу предполагалось два направления работы управления. Вячеслав Анатольевич на проверку оказался очень грамотным работником и эрудированным человеком.

К подбору кадров в УВД отнеслись благосклонно, сказали, кого хотите, того и берите к себе. Сначала по штату борцов с оргпреступностью было всего восемь человек. Из отделения угро по борьбе с рецидивной преступностью Серюков забрал талантливых: Олега Вдовина и Александра Пасынкеева. Игнатов увел из своей службы Григория Иванова. Так создавался костяк. Все приходилось делать впервые…

Сначала выделили три кабинета в здании УВД, первую автомашину. Но на подходе уже было создание специального отряда быстрого реагирования (СОБР) при УБОП. И управлению выделили в Челябинске отдельное помещение бывшей женской спецкомендатуры по проспекту Ленина, 11Б.

Тогда оргпреступность в регионе начиналась с автомобильного рэкета. Именно вокруг этого промысла и начали складываться первые группировки. Ну а потом в стране началось кооперативное движение. И крепкие спортивные парни начали вымогать, похищать первых бизнесменов, появился даже киднепинг.

Борьбу с группировками начали с 1989 года и к 1991 году в регионе уже в основном обстановкой владели. К 1992 году у нас в Челябинской области было выявлено и взято на контроль уже 89 организованных преступных групп. Эта цифра, конечно же, постоянно колебалась. А устойчивых групп было, пожалуй, все же не менее 80.

Были и очень мощные преступные группировки. Да такие, что и сегодня их стараются во всеуслышание не называть… Но время идет, и многие из тех, кто когда-то входил в эти криминальные группы, сегодня остепенились, есть даже те, кто занимает вполне легальные и зачастую высокие должности в органах власти и управления. Жизнь тоже идет. И все меняется. Общеизвестно, что все крупные капиталы создавались не только законными методами. Криминал – он разный бывает. Были в группировках и убийцы. Но были и экономисты. Уже тогда. И сегодня некоторые из них преуспевают.

Челябинскому областному УБОПу почти сразу же начали очень жестко противодействовать. Вот всего один пример от Михаила Серюкова: «Я очень уважаю Валерия Валентиновича Смирнова. Но у нас с ним были одно время серьезные трения. Работали мы по Миассу. Была там бандитская группировка, она, по-моему, и сейчас еще существует. Назовем ее «Тургоякская». А тогда она была очень мощная. И мы начали ее основательно шерстить. А Валерий Валентинович сам был из Миасса. И, естественно, у него там остались многочисленные связи. Он тогда как-то пригласил меня и Игнатова «на ковер», поговорить с нами. После этого непростого разговора я писал рапорт, чтобы меня убрали из начальников. А Игнатов, по-моему, даже подал рапорт на увольнение. Но генерал посмотрел на нас так внимательно, убедился, что мы крепкие мужики и, главное, что мы правы. И не стал нам препятствовать в нашей борьбе…»

* * *

Дальше – больше. Пошли оперативные выходы на высокопоставленных представителей органов власти и управления вплоть до членов Верховного совета… Ну и к тому времени, как это ни прискорбно, уже и внутри управления появились первые ростки коррупции. То тут, то там стали проявляться первые ее тревожные признаки. Потом некоторые сыщики во власть пошли или в бизнес. Но к тому времени уже стало, наконец-то, укрепляться ФСБ. Многие функции, ранее принадлежавшие управлению, они забрали себе. Появился следственный комитет. Может, конечно, УБОПЫ и изжили себя. Но Михаил Серюков очень все же до сих пор сожалеет об их ликвидации. Считает, что их просто надо было каким-то образом почистить и реформировать…

В 1995 году Михаил Васильевич был неожиданно для многих переведен в действующий резерв, на должность старшего оперуполномоченного по особым делам Главного управления по борьбе с организованной преступностью МВД России и тут же прикомандирован к губернатору Челябинской области в качестве помощника. В администрации он координировал работу по борьбе с коррупцией в высших органах власти субъекта РФ. Работал с главами областной администрации Вадимом Соловьевым и Петром Суминым. В декабре 1997 года в возрасте 49 лет был отправлен в отставку. Хотя вполне очевидно, что мог бы еще поработать…