Николай Малыгин: "Не знаю, как свое призвание можно разменивать на рубли"

Николай Малыгин, профессор, заслуженный работник культуры РФ, член-корреспондент Петровской академии наук и искусств (Санкт-Петербург). Окончил Горьковскую консерваторию. С 1970-го работает в ЧГИИК (ныне ЧГАКИ) преподавателем. С 1983-го — заведующий кафедрой народных инструментов. Является солистом Челябинской филармонии. Гастролировал в Екатеринбурге, Тюмени, Уфе, Костроме, Кирове, Кургане, Москве. В обширном репертуаре музыканта — сложнейшие образцы классической и современной музыки, сочинения Баха, Скарлатти, Репникова, Рубцова, собственные произведения. Неоднократно принимал участие в передачах Всероссийского радио и телевидения. Имеет более 50 фондовых записей произведений разных жанров. Опубликовал 63 работы: учебные пособия, программы и авторские нотные сборники.

Николай Малыгин — человек старой, советской закваски. Профессию выбирал исключительно по любви да по призванию, и верен ей до последней ноты, несмотря на все жизненные диссонансы. Вот уже более 40 лет. Солист Челябинской филармонии и профессор академии культуры. Почти три десятилетия руководил кафедрой. На его счету более 60 работ: нотные сборники, учебные пособия. 16 февраля Николай Никитич отметил 70-летний юбилей. Домашним концертом. В смысле, дома, в академии, пригласил друзей.

— Человек 70, — улыбается юбиляр. — Вообще, отмечать еще с сентября начал. Серию концертов провел: играл в Питере, Нижнем Новгороде, Казахстане, три выезда в область. А 25 марта в филармонии состоится концерт с оркестром «Малахит»: солисты, ансамбли, сам буду выступать. Позже поеду в Москву, Орск, а потом сяду и буду думать, что дальше делать. Недавно смотрел передачу про Утесова. В 70 лет он ушел с эстрады и жил в свое удовольствие. Берлиоз написал свое последнее произведение в 61 год, так что мне уже по его меркам давно пора на покой, но пока пишется — пишу.

Три в одном

Исполнитель, композитор, педагог — три ипостаси менялись приоритетами в зависимости от того, какие акценты расставляла жизнь. Преподавать и концертировать начал одновременно, потом настигла страсть сочинительства.

— Безусловно, академическое образование поднимает на высший уровень, но при этом широкой аудитории не всегда понятно, что же ты хочешь сказать, — рассуждает Николай Никитич. Слышать такое признание от человека, который всю жизнь считает себя академистом, неожиданно, но интересно. — Я к этой мысли быстро пришел, понял, что могу просто оказаться в одиночестве, без слушателей. Помню, после одного из концертов, в котором в первом отделении я играл полифонию, а во втором авангардную музыку, ко мне подошли коллеги и сказали: «Ты что, издеваешься? Это невозможно выдержать». И это, между прочим, профессионалы. А тут еще по телевизору увидел и услышал Пендерецкого (Кшиштоф Пендерецкий, польский композитор-авангардист. — Авт.), он дирижировал оркестром и играл… популярную музыку! А ведь мы в консерватории заслушивались его музыкальными вывертами. Вот и стал тогда искать популярные странички, а когда нашел, понял, что и сам могу нечто подобное сотворить. А когда уже начинают просить, чтобы ты что-то свое поиграл — все, считай, пропал, тут уже не остановиться. Сначала в программу вставлял два-три своих произведения, мне говорят: «Да это мы и сами можем сыграть, ноты найдем, давай то, что мы не знаем». Тогда я отложил в сторону ложную скромность и составил первую сольную программу. С тех пор 20 лет существую как композитор-исполнитель. И мне это нравится, представьте.

Гены с Полтавы

Самое интересное, что подобный поворот судьбы в сторону композиторства был предопределен.

— Знаете, меня мама в детстве почему-то ругала «окаянный композитор», а ведь я тогда еще ни на чем не играл, а уж тем более не сочинял. А вот она, похоже, все знала, — вспоминает музыкант.

— А ваша мама была из культурной среды?
— Да ну что вы! — машет рукой собеседник. — У меня вся семья — медики. Мама с Полтавы, кстати, прекрасно пела, с тех самых пор люблю украинские песни, всегда говорю, что главное достояние Украины — ее песни. Но поступила на курсы медсестер. А отец из Рязанской области, из крестьянской семьи, инвалид с детства. Закончил рабфак, поступил в медицинский институт, там они с мамой и познакомились, поженились. А потом началась война. Отцу предложили место врача в тюрьме, надо было ехать во Владивосток, он отказался, и тогда его в наказание послали в деревню, в Костромскую область земским врачом. Это нас и спасло — огород, коза... Там мы и родились. Такая глухомань! Война до нас практически не дошла. До Ярославля самолеты еще долетали, а до нас — нет. Выжили, сестра, брат врачами стали, а я вот один такой. Это все мамины гены. Удивительная женщина, все, что у меня есть хорошего — от нее. У меня есть украинская рапсодия, которую я посвятил маме.

Филантропия чистой воды

Последние три года стали для композитора самыми продуктивными, в том смысле, что удалось, наконец, привести в порядок творческие архивы и издать написанное за несколько лет.

— Я уже три года как не заведую кафедрой, и вы знаете, сколько я за это время успел? Многое: около десяти сборников опубликовал.

— И как, сейчас заниматься продвижением собственных работ легче, чем в советское время?
— Проблемы разные. В советское время, когда пытался напечататься, мне в Москве откровенно сказали: «Нам самим кушать хочется». Вот они и печатали своих. Но иногда удавалось протолкнуться. Как-то послал им в издательство песню «Живые родники России», они как раз патриотический сборник собирали, и нужна была заглавная песня, вот ее разместили. А песенка по тем временам стоила как вся зарплата за месяц, и мне пришел перевод 120 рублей. На самом деле попасть с периферии в столицу — это была невообразимая вещь. И потом, если хочешь в эту область залезть, нужно всех расталкивать локтями. А я этого не люблю.

— А сейчас проблемы в основном денежные…
— Не только. Ноты сейчас не покупают вообще. Договариваешься с людьми, рассказываешь, есть то-то и то-то, они говорят: «Пришлите в компьютерном варианте, мы посмотрим». Все изданные сборники я раздариваю, это филантропия чистой воды. Вот последний остался, и я заканчиваю с издательской деятельностью. Потому что это все бесполезно.

Настоящий мужчина

— Ваша жена, Татьяна Шкербина — тоже композитор… Советуетесь с ней по части сочинительства?
— Обязательно обмениваемся мнениями. У нас разные уши, разные вкусы, разный опыт. Она очень колючая, не любит терпеть, но я настойчивый. Раз скажу, два, гляжу — переделала. И ее мнением также дорожу. Помню, написал пьесу для конкурса в Кургане. Она послушала, говорит: «По-моему, ты поторопился». Переделал, а потом на конкурсе уже услышал и понял, что все сделал правильно… Композиция стала лучше, стройнее.

— Женщины многое значат в вашей жизни?
— Очень! Мама у меня была замечательная. Ее давно нет, но я к ней по-прежнему в мыслях обращаюсь за советом. С первой женой повезло. Она была музыковед, образованнейшая женщина, так что все недостатки образования благодаря ей я мог компенсировать. Но самое главное — она не позволяла мне ударяться в халтуру, всегда говорила: «Зачем? Нам хватит и этого». Я считаю, что именно она из меня сделала человека и музыканта. После Людмилы появилась Татьяна. Поначалу думал, что это меня черт совратил на молодую девочку, она ведь значительно моложе. А когда 15 лет прожили, все стали говорить, что нас бог соединил.

— Можно больной вопрос?
— Ну давайте, попробуем.

— У вас был очень сложный период жизни: смерть жены, тяжелая болезнь… Что помогло выстоять?
— Ох, — вздыхает Николай Никитич, но отвечает: — После сложнейшей операции я, конечно, раскис. Выхожу на улицу, идет Давид Борисович Перчик, которого парализовало, идет медленно, с палочкой, и голову так гордо держит. Я тогда про себя подумал: «Ну и чего ты-то раскис?» А с другой стороны, я в то время много музыки писал. Хотя в основном грустной, вот это и спасло. Нет, все-таки хорошо, что я не стал врачом. Я даже не представляю, какую еще работу и за какие деньги я мог бы делать? Не знаю, как свое увлечение и призвание можно разменивать на рубли.

Разрушим до основанья, а затем…

— Поговорим о педагогике. Ваш педстаж уже более 40 лет. Как вам нынешние студенты? Насколько изменился уровень подготовки?
— Всю систему образования сломали с этим бакалавриатом, — Николай Никитич горестно качает головой. — Обучение на народных инструментах находится в ужасном состоянии. В Миассе и Кургане, например, в этом году на баян и аккордеон не было ни одного заявления. Еще год, два — и подобная беда придет к нам. На самом деле это трагедия. В телевизоре сплошь и рядом один поюще-пляшущий Дранга. А после того как Иванов (Сергей Иванов, бывший министр обороны, ныне руководитель администрации президента. — Авт.) заявил, что всех балалаечников нужно в армию забрать, что еще ждать? Сейчас модно ругать советское время, но советское государство было идеальным для культуры. Раньше все было направлено на развитие творческой личности, а сейчас мы опустились на пещерный уровень.

— А вы не преувеличиваете? Говорят, чтобы попасть к вам в класс, надо сильно постараться.
— Сейчас госраспределения нет, и ученики могут выбирать, у кого учиться. Да, ко мне едут со всей страны, в первую очередь из тех городов, где я бывал с концертами. Проблем с учениками у меня нет. Хотя на самом деле в ближайшем будущем педагоги с этой проблемой столкнутся. Таких педагогов от бога, которые не играют, мало, известных имен единицы, а как иначе может педагог себя продвинуть? Только выступать с концертами, давать открытые уроки. В Челябинске, например, на сегодняшний день ни один профессиональный баянист-музыкант сольных концертов уже не дает. С другой стороны, сколько сейчас выползло мусора непрофессионального, но амбициозного, с бумажками, степенями…

Какая песня без баяна

— Но ведь есть хорошие ребята!
— Конечно, есть. Сережа Уваров в Костанае — ведущий исполнитель в оркестре, Коля Сергиенко из Свердловской области, неоднократный победитель многих конкурсов, освоил гармонь на высшем уровне. В Кургане работает Алеша Козлов — профессионал самого высшего ранга. В этом году заканчивает Роман Самолетов, за время учебы он десять раз уже был лауреатом. И сегодня в моем классе есть ребята, которые могут достойно представить нашу академию на любом профессиональном конкурсе.

— И чему вы учите студентов?
— Сейчас у учеников нет потребности выйти на сцену обменяться энергетикой, а без этого хороший исполнитель не получится. Вот этому я учу своих учеников. И еще считаю, что баянист не должен быть узким нотником. К сожалению, в учебных заведениях учат играть по нотам. Я сам приверженец классической музыки и считаю большой ущербностью играть только по нотам, пускай даже виртуозно. Такое ограниченное воспитание не для музыканта. Знаете, когда Стравинский оказался в Америке, он говорил, чтобы там не пропасть надо не только фуги Баха уметь играть, но и рэгтайм. Так вот баян — как раз тот инструмент, с которым не пропадешь.

— И часто случается играть вот так, без нот?
— Да сколько угодно! Еще в Горьком, когда в филармонии работал, надо было с ходу подыграть, подхватить незнакомую песню. Не так давно был на встрече, встает спортсмен: «Мой друг написал песню». — «Ну пой». Он запел, я подхватил, он удивился: «А вы откуда ее знаете?» На самом деле, это не так уж сложно, потому что гармония у многих песен схожая. Но раз взял в руки баян — играй!

От этого принципа юбиляр и не собирается отступать: 25 марта на творческом вечере Николай Малыгин выступит вместе с замечательным оркестром «Малахит». Приглашаются поклонники и все желающие поздравить маэстро с юбилеем.

Фото Наиля ФАТТАХОВА