«Улицы разбитых фонарей» по-челябински

Тем, кто пришел в милицию по призванию, везет на «приключения как в кино»

Если ты любишь свою профессию, то она «платит» тем же: судьба словно специально подкидывает сюжеты, которые вполне могли бы стать частью какого-нибудь детектива или войти в учебники по психологии. Именно на такие сюжеты часто везет герою нашей сегодняшней публикации — командиру мобильного взвода полка ППСМ УВД по городу Челябинску Николаю ШАМРАЕВУ. Он рассказал нашему корреспонденту о борьбе с уличной преступностью.

— Николай Владимирович, расскажите, пожалуйста, чем занимаются сотрудники ППСМ?

— Это одна из самых универсальных служб. В ее задачи входит пресечение и предотвращение преступлений и административных правонарушений. Сотрудники этой службы первыми приезжают на место ЧП. Им приходится заниматься и дознанием, и уголовным розыском, и следствием, и сбором информации о преступлении... Человека, проработавшего здесь два-три года, с удовольствием заберут в любое подразделение.

— В каком году и с какой целью вы пришли работать в милицию?

— Я пришел в органы в 91-м, имея звание сержанта. Потом окончил институт и стал офицером. Цель была одна — я хотел результативно бороться с уличной преступностью и что-то поменять в этой жизни, сделать ее лучше. Важно было и то, что мне необходимо достигать в работе заметных результатов, чтобы на следующий день идти на службу с удовольствием.

— Какими, по-вашему, качествами должен обладать сотрудник полка ППС?

— Желанием бороться с преступностью, ведь именно для этого и приходят в милицию те, кто может стать ее гордостью. Обязательно трудолюбием — без этого в любой профессии не достичь результатов. Способностью мгновенно принимать решения, умением анализировать ситуацию и ставить себя на место преступника, способностью обращать внимание на незначительные детали и находить подход к пострадавшим — порой именно это дает самые важные зацепки в расследовании.

— Можете привести пример из собственной практики?

— Да. Однажды нас вызвали на место преступления — там была, говоря милицейским языком, попытка грабежа. Мы опросили пострадавшую и поехали разыскивать напавшего на нее. Через полчаса недалеко от места преступления увидели мужчину, одежда которого частично подпадала под данное описание. Я подошел к нему. Он спросил, почему мы заинтересовались его персоной. Я объяснил и попросил его проехать с нами — что-то подсказывало: он имеет отношение к нашему преступлению, несмотря на несовпадение некоторых примет. Естественно, он все отрицал, а в памяти жертвы от пережитого шока не сохранились многие моменты. Я спокойно с ней пообщался, и она вспомнила одну важную деталь: мужчина напал на нее с ножом. Ей удалось выбить оружие из рук нападающего, при этом она порезала преступнику бедро. Мы досмотрели задержанного. Свежая царапина от ножа стала неопровержимым доказательством. А в ходе расследования выяснилось, что он пытался не ограбить эту женщину, как она сначала подумала, а изнасиловать. И это не единичный пример, когда в поимке преступника помощь оказали знания по психологии и то, что обычно называют чутьем.

— Каждый сотрудник ППСМ должен быть психологом?

— Пожалуй, психологом — громко сказано, но качественные знания, выходящие за рамки базовых, здесь необходимы. Например, я как-то столкнулся с такой ситуацией. Мы задержали ранее судимого и находящегося в розыске преступника. А мне нужен был его подельник. Задержанный отказался его сдавать, потому что это «не по понятиям». Что бы вы сделали в данной ситуации?

— Не знаю, — честно ответила я. — Колонией его не напугаешь, по-хорошему помочь следствию не уговоришь, угрозы тоже не помогут. Как вы поступили?

— У меня получилось найти к нему подход. Но как я это сделал, сказать не могу — это маленький профессиональный секрет.

— Были ли в вашей практике ситуации, когда приходилось задерживать вооруженных преступников?

— Да. Один из таких произошел в начале девяностых. К нам поступила информация о том, что в подъезде одного из домов по улице Северной стреляли. Нужно было проехать уточнить. Нас было трое — водитель, стажер и я. Стажера мы решили не брать, поехали вдвоем. Вооружен был только я, причем экипировка была не полной. Я выехал без бронежилета, потому что в мою задачу входило только подтверждение информации. В подъезде стоял запах пороха. Я доложил обстановку, получил указание ждать помощи и... решил выяснить более точные подробности произошедшего. На лестничной площадке я обнаружил убитого, пульса не было, но я все равно вызвал «скорую». Свидетельница ЧП взглядом указала, куда ушел убийца, и сообщила, что он вооружен. Я пошел за ним.

— Ослушались приказа?

— Да. На тот момент я находился на месте ЧП, более точно оценивал обстановку и действовал, исходя из этого. Никто не мог гарантировать, что этот человек не убьет еще кого-то. Его нужно было остановить. Мы оказались через стенку в одной квартире. Я слышал его дыхание, понимал, что он сильно нервничает. Он сказал, что пристрелит любого вошедшего. Сюда же с минуты на минуту должны были приехать мои коллеги. Я услышал, как этот мужчина уронил патрон. Очевидно, он перезаряжал ружье. Так это или нет, я не видел, но решил действовать: другого момента могло не представиться.

— И в лучших традициях американских боевиков помощь подоспела тогда, когда все закончилось?

— Да (улыбается).

— Задержание вооруженного преступника — это поступок, достойный награды. Вы ее получили?

— Нет. Но, на мой взгляд, это совсем не важно. Значение имеет лишь то, что качественно выполненная работа помогла избежать большего количества жертв. Вообще же сама профессия предполагает, что риск — это работа, а не повод получить награду. Многие сотрудники милиции были в командировках в горячих точках и рисковали жизнью не ради звездочек на погонах и прочих поощрений. В нашей работе главная награда — это возможность избежать человеческих жертв тогда, когда они теоретически могут быть. Кстати, наше руководство тогда решило поощрить меня премией и ценным подарком за проявленные при задержании качества.

— Было ли в вашей работе что-то не вписывающееся в привычную картину правонарушений? Например, участие в освобождении заложников...

— Да, причем здесь, в Челябинске, а не в какой-либо из горячих точек. Это случилось в 90-х. Женщина сообщила в милицию, что ее сын-наркоман взял в заложницы свою маленькую сестренку, приставил к шее девочки нож. Парень сказал, что убьет ребенка, если ему немедленно не привезут дозу. Находился он в это время на пятом этаже дома. На место ЧП выехал наш экипаж. Ситуация была не из простых — даже не знаю, что сделал бы испытывающий состояние ломки человек, увидев людей в форме. Мы отыскали двух бомжей, позаимствовали у них одежду и зашли в подъезд. Преступник не обратил на нас внимания. Мы освободили ребенка. Наркоман попытался выброситься в окно, но мы буквально поймали его за ноги и втянули обратно в подъезд. После этого его передали в дежурную часть для дальнейшего разбирательства. Ребенок был спасен, никто не пострадал.

— Вы смотрите фильмы про вашу профессию?

— Всегда ли бывает так, что правоохранительные органы помогают гражданам решать проблемы «криминального оттенка»? Всегда ли на место ЧП приезжают милиционеры, которым важно решить проблему, а не быстрее со всем разобраться?

— Ответ сразу на оба вопроса: к сожалению, не всегда, и это ни для кого не секрет. Отдельно хочу сказать о тех, для кого работа в милиции действительно много значит. Они выезжают на место ЧП с целью помочь гражданам решить проблему. Однако, несмотря на искреннее желание это сделать, у них не всегда получается достичь нужных результатов, потому что сами граждане «не желают связываться». Не пишут заявления, а ведь без этого милиционер не может взять дело в работу. Не рассказывают необходимую для работы информацию, а потом упрекают сотрудников МВД в том, что они не работают. Это не совсем правильный подход. В органах есть сотрудники, для которых романтика разбитых фонарей и борьба с преступностью — смысл жизни. Они готовы помогать людям решать любые проблемы, но и сами граждане должны идти им навстречу. Только тогда работа правоохранительных органов принесет заметные результаты.

Фото Вячеслава НИКУЛИНА