Меню

«Юность была сильнее невзгод...»

17.04.2015 11:10 30 (11841)


Обычную авоську Александра Николаевна Соловьева хранит с самой войны как памятную частичку тех далеких лет. В этой самой сетке мальчики-ровесники семьдесят лет назад носили бережно завернутые в газету единственные туфли семнадцатилетней Шуры, когда провожали ее с танцев домой. Картофельные очистки как лакомство, лютый холод зимой, работа по четырнадцать часов в сутки без выходных... Но юность, непобедимая, как весна, брала свое: пробивалась сквозь промерзшие стены, возвращала из голодных обмороков, песней звучала в городских скверах. В суровом, на износ работавшем Танкограде люди продолжали жить, влюбляться и верить в лучшее.

 
 

Ребята с Кирсарайской
Александра Николаевна родом из села Буланово Октябрьского района. Мама была из зажиточной семьи, и дед с бабушкой не избежали раскулачивания. А вот отец Александры Николаевны был идейным коммунистом, но в тридцатые годы впал за что-то в немилость, так что пришлось некоторое время скитаться. Так в 1935 году вся семья, в которой Шура была старшей из трех дочерей, оказалась в Челябинске, в маленькой избе в Кирсараях.


Через семьдесят с лишним лет Александра Николаевна с теплотой вспоминает родную 23-ю школу, пионерскую организацию и особенно классного руководителя, свою тезку Александру Николаевну Магнитову, которая никогда никого из ребят не называла по фамилии. Только по имени. Сын любимой учительницы погиб на фронте в первые дни.
Когда началась война, пятнадцатилетняя Шура Казакова только что окончила семь классов. Тревожная новость прервала беззаботный ребячий отдых в пионерском лагере на озере Акакуль. Десятиклассников после короткой учебной подготовки сразу отправили на фронт. Из мальчишек с улицы Кирсарайской домой не вернулся почти никто.

Шура, Коля, Сережа
Ребятам помладше предстоял тяжкий, недетский труд в тылу. В бараке на набережной организовали цех — штамповали гранаты.
— Многие проработали там всю войну, — вспоминает Александра Николаевна, — каждый день с восьми до восьми, без выходных. Помню, те, кто росточком поменьше, до станков не дотягивались, приходилось ящики подставлять...
Редкий в ту пору трамвай дово-зил юных тружеников тыла до дома к ночи, ехать случалось и на подножках, и на крыше. А иной раз ночевали прямо в цехах — к тому времени Шуру вместе с другими ребятами уже перевели на ЧТЗ. На тракторном заводе всю войну проработала и мама Александры Николаевны. После смены она оставалась чистить мороженую картошку, а потом шла к себе в Кирсараи пешком, чтобы не расплескать суп, который несла домой в бидоне. Карточки тогда почти не отоваривались.

— Я сейчас покупаю батон в 350 граммов, мне его хватает на несколько дней, — Александра Николаевна, по-моему, удивляется собственным словам. — А тогда иждивенцам полагалось 400 граммов. Так ведь другой еды почти не было. Мама, помню, сварит картофельные очистки, потолчет — вот самая вкусная еда.
Конечно, все подростки тогда рвались на фронт — хотелось защищать Родину. Пришли в военкомат и Шура с подружкой. Военком выслушал, записал фамилии — девчонки воодушевились. Шуру отправили на курсы стенографисток, но после изнурительного трудового дня учеба давалась с огромным трудом, и скрепя сердце пришлось бросить. А когда подруги явились в военкомат снова и стали настаивать на своем желании воевать, им ответили: «Идите работайте. Исполнится шестнадцать — приходите».
 

Вскоре Александре Николаевне пришлось осваивать совсем другие курсы. На ЧТЗ, где она работала, пришел директор фабрики-кухни: нужны были трое ребят в ученики поваров.
— Отправились на эти курсы Коля Мельников, Сережа Кют и я, — Александра Николаевна терпеливо ждет, чтобы я записала памятные ей фамилии без ошибок. — Конечно, мы толком не учились: то снег надо было убирать, то ехать в деревню колоски собирать. Помню огромные котлы, в которых мы готовили: я варила суп, а Коля — кашу. Потом меня поставили жарить кровяные котлеты: до сих пор не забуду их ужасный запах и этот неподъемный лист, который надо было как-то ухитриться в духовку сунуть...
Вопреки расхожему мнению, кухня ребятам сытой жизни не прибавила. Хлеба они по-прежнему не видели, а дисциплина была в духе военного времени.
— Было очень строго, — говорит Александра Николаевна. — Вынести ничего нельзя: за огурец могли посадить. Мама мне чуть ли не каждый день говорила: «Дочка, только ничего не бери!»
Единственное, на что можно было рассчитывать, — остатки супа на дне котлов. Этой скудной поживой ребята честно делились друг с другом: девочка и двое мальчишек успели крепко подружиться.


— В 1945-ом Сережу забрали в армию. От него пришло одно письмо — и все. Больше мы его не видели, — вздыхает Александра Николаевна.
Вся работа на кухне практически целиком ложилась на учеников, особенно если заболевали повара. После двенадцатичасового труда ребят ждала машина: с девяти до одиннадцати вечера они чистили от снега железнодорожные пути, по которым на фронт шли танки. От переезда до переезда добирались мокрые, чтобы хлебнуть кипятку из огромного чайника. Потом ребят довозили до центра города, а дальше — сами по домам.
Жаловаться подростки военной поры не умели: как можно жаловаться в тылу, когда на фронте люди погибают?
— Мы радовались, когда нам исполнилось по шестнадцать, — признается Александра Николаевна. — Все трое с удовольствием вступили в комсомол. Без нас ничего не обходилось...

Дом отдыха военного времени
Вскоре всю троицу перевели работать в столовую дома отдыха, который был открыт на реке Миасс — там, где много позже будет построено Шершневское водохранилище. Отдыхали там герои труда, стахановцы. На памяти Александры Николаевны гостил кавалер ордена Ленина Василий Гусев.
— Столовая была летнего типа, топили дровами, — вспоминает наша героиня. — Вставали мы в шесть утра, в семь надо было быть на работе. Прибегаешь, а вода в бочке замерзла, и над плитой сосулька висит. Пока ее растопишь! А в восемь уже завтрак, придут люди, надо кормить. Ничего не успеваем, крутимся как можем, иной раз и со слезами. Вечером надо перемыть посуду, получить продукты на завтра и после этого еще клеить талоны и составлять отчет о расходах. И завтра с утра всё сначала. Мы почти не спали. А не дай бог недостача — карточку отберут. Денег мы и так не видели: постоянно за что-то вычитали...

Уже на исходе войны, в 1945-ом, Шура однажды упала в обморок прямо возле плиты. Свое дело сделали нечеловеческое переутомление и вечное недоедание: свою 600-граммовую хлебную карточку девушка отдавала младшим сестрам. Так ей удалось спасти свою семью.
И все-таки в семнадцать лет жизнь не может обходиться без праздника. Такими праздниками для ребят, а особенно девчат, были дни, когда отпускали пораньше домой или можно было подменить друг друга.


— Все равно мы, несмотря ни на что, бегали на концерты, — улыбается Александра Николаевна. — У нас тогда многие хорошие артисты выступали. Я полюбила оперетту, научилась танцевать. Хоть и стыдно иногда бывало на танцы идти: платьице-то старенькое. Но мама умела что-то придумать, ткань раздобыть — мать есть мать... А уж туфли берегли как зеницу ока! Сейчас, бывает, смотрю: идет девушка в лаковых туфлях — и прямо по лужам. Как, думаю, не жалко?..
И еще один эпизод вспоминает Александра Николаевна: как однажды шла через лес с работы и пела. Искренне пела, с чувством: «Все стало вокруг голубым и зеленым», — до того на душе было хорошо.

Оставаться женщиной
Бегут-переплетаются истории в рассказе нашей героини. Четыре года войны не уместишь в один короткий вечер. Но главное, может, самое ценное воспоминание — это весть о Победе:
— Мы дома были вдвоем с теткой. Вдруг в четыре утра ни с того ни с сего заработало радио, и голос Левитана сообщил, что война закончилась. Что тут началось! Все выбежали из своих комнат, заплакали, стали обниматься... Никогда не забыть этого ликования. Столько лет прошло, а как будто вчера! Эта новость, наверное, еще больше всех сблизила. Ведь в военные годы мы все были очень сплоченными. Это сейчас мы не знаем, кто в квартире напротив живет. А тогда делились с соседями последним супом...
После войны дом отдыха, где работала Александра Николаевна, закрыли. В 1946 году 19-летней девушкой она вышла замуж за эвакуированного в Челябинск талантливого инженера. Вернулся с фронта дядя — больной, израненный, прошедший плен. На работу его по этой причине не брали — надо было помогать...

В начале пятидесятых мужа Александры Николаевны, специалиста по озеленению, направили на строительство Волгодонского судоходного канала. Жить сначала приходилось в юрте, а потом, когда стали строить жилье для сотрудников, деятельной Александре Николаевне тоже нашлась работа. Ее назначили помощником управдомами — была такая должность, — а потом и управляющей. На тот момент молодому руководителю Соловьевой было около 25 лет. Многому, конечно, приходилось учиться, но на это Александра Николаевна сил никогда не жалела.
В Челябинск семья Соловьевых вернулась через десять лет. Александра Николаевна, немало знаний переняв у супруга, долгое время работала специалистом по озеленению на различных предприятиях города. Но, в конце концов, все-таки вернулась к своему призванию — кормить людей.

...Недавно труженице тыла Александре Николаевне Соловьевой вручили памятную медаль в честь 70-летия Великой Победы.
— Красивая, правда? — показывает она коробочку. — Не успела еще прикрепить...

За долгую свою жизнь Александра Николаевна не была обделена заслуженным признанием ее заслуг. Но главным предметом своей гордости она с полным правом считает свою семью. Воспитала двух замечательных дочерей, а теперь уже четыре правнука — все мальчишки! — часто наполняют шумом и беготней ее уютную квартиру, где со стен и полок смотрит множество фотографий. Слушать Александру Николаевну можно долго, и, отвлекаясь от военных воспоминаний, — а может, продолжая их, — она обязательно расскажет, что при любых обстоятельствах надо оставаться женщиной, сильной и мудрой, надо заботиться о своей семье и уметь смотреть вперед.
...Журчит чай, журчит рассказ хозяйки, а я перелистываю страницы альбома и вижу быстроногую девочку, которая после долгого рабочего дня, зажав под мышкой завернутые в газету старенькие туфли, бежит через суровый военный город туда, где музыка и надежда.