Отдохновение души в оперном театре Челябинска
Премьера в театре по нынешним временам — явление редкое, потому как затратное: постановка дорожает, а манны из высоких инстанций по-прежнему не предвидится. Так что скоро грозит попасть в список государственных праздников: Новый год, 23 Февраля, 8 Марта и премьера. И последствия аналогичные:
если после некоторых праздников болит голова, то после отдельных премьер страдает душа.
Авторская подножка
Сразу два новых названия появились на афише оперного театра — «Моцарт и Сальери» и «Алеко». Две одноактных оперы уместились в один вечер и на одной сцене — практика известная и востребованная: три полновесных действия одного шедевра выдерживает не всякий зритель, а вот две небольших музыкальных истории — легко!
«На разогрев» публики поработала самая лаконичная опера Римского-Корсакова, и поработала неплохо. И это с учетом того, что действие и сюжет сведены к минимуму: Сальери от зависти подсыпает Моцарту яд. Занавес!
При кажущейся простоте композитор задал исполнителям непростую задачку: сознательно лишил свой шедевр эффектных сцен: ни тебе затяжного прыжка Тоски в пучину, ни зверски зарезанной дочки Риголетто, ни задушенной Дездемоны, ни даже тихо скончавшейся Виолетты. Моцарт в финале, правда, гибнет, но где-то там когда-то там.
У Римского-Корсакова страсти бушуют тайно. Конфликт сосредоточен на скрытом противостоянии двух художников — гения и злодея, перефразируя Пушкина, чей текст и стал основой 
либретто. И главная нагрузка ложится как раз на исполнителя злодейской партии: это он — двигатель процесса, это в его душе намешаны зависть, тщеславие, любовь и восхищение соперником — тот самый «коктейль Молотова», который приводит к взрыву.
И снова автор ставит «подножку»: пишет партитуру в речитативно-декламационном стиле, лишая исполнителей еще одного главного козыря — яркой мелодики, благодаря которой «сердце красавицы» поет и знает весь мир.
Впрочем, все эти авторские заморочки дают больший простор для исполнительских талантов. В свое время опера прославилась благодаря Шаляпину, в его исполнении образ Сальери получил трагедийную мощь и поднялся до философских высот. Сальери Пушкина, а за ним и Римского-Корсакова — не какой-то обычный преступник, который идет на злодеяние, чтобы украсть кошелек. Он идет на убийство ради великой, по его мнению, идеи. Он искренне наслаждается музыкой Моцарта, которую не услышит больше никто, и так же искренне считает, что поступает правильно. В общем, любой драматический актер дорого бы заплатил, чтобы заполучить такую богатую и разноплановую роль.
Есть над чем подумать и режиссеру: как без пистолетной пальбы выстроить дуэль соперников да вообще придумать нечто эдакое, чтобы зритель на балконе не задремал.
Заново изобретать велосипед местный постановщик не стал: белое и черное, легкий, хохочущий, танцующий Моцарт и тяжеловесный, мрачный, статичный Сальери — как-никак, конфликт обозначен и понятен. Хотя, на взгляд пристрастного зрителя, Моцарт соперника явно переиграл: персонаж Павла Чикановского получился не просто более ярким, но и более живым: до упаду хохочет над слепым скрипачом, перевравшим мелодию из «Дон Жуана», то ему взгрустнулось, и вдруг «виденье гробовое иль что-нибудь такое». К тому же за Моцарта говорит его музыка, да еще как! Реквием — одно из лучших произведений, к тому же на контрасте с тонкой, аккуратной, камерной декламацией мощная патетика и энергетика траурной оратории производит впечатление.
Образ Сальери более богат всевозможными нюансами и оттенками, требует гораздо больших усилий и красок. К сожалению, оперная труппа, за редким исключением, не особо блистает чисто актерскими талантами и склонностью к психо-
анализу. Говорят, в консерваториях актерскому мастерству совсем уже не учат, к тому же очень плохо, когда не знаешь, да еще и забыл. В общем, не столица, чтобы вести гамбургский счет.
«Моцарт и Сальери» — одноактная опера Николая Римского-Корсакова. Либретто с незначительными сокращениями следует тексту одноименного произведения Пушкина. Широкой публике опера была впервые представлена в 1898 году в Московской частной русской опере. Партию Сальери исполнил Шаляпин. Опера сразу же снискала успех у зрителей, а партия Сальери вошла в постоянный репертуар певца, более того, до отъезда из России он был единственным
ее исполнителем. В челябинском театре опера уже была поставлена в конце 70-х, но продержалась недолго.
— Ах, ах, современная постановка, все в тренде! Минимализм сейчас в моде в столицах, — рукоплескал заядлый театрал после финальных аккордов «Алеко». Девчонки по соседству дружно прыснули и спешно ретировались в гардероб.
Идея соединить «Моцарта» и «Алеко» не лишена эффекта и здравого смысла, если ее довести до ума. Первое отделение, хотя и звездных вершин не достигло, но прозвучало вполне достойно. Правда, некоторые старожилы попеняли режиссеру прежней постановкой 30-летней давности. Дескать, калька со старого спектакля. Впрочем, если копия качественная, почему бы и нет?
Антракт сменил декорации на сцене и не только. Заодно «подменил» труппу, да и оркестр. Хотя Рахманинов, в отличие от коллеги, все козыри оставил исполнителям: романтика больших дорог, интрига, любовный треугольник, трагическая развязка — лучше не придумаешь. А партия не задалась.
Начало было многообещающим и хорошо сработало на контрасте с предыдущим актом: вместо кабинета — бесконечная дорога, вместо изощренных козней цивилизованного убийцы — свободные нравы дикого народа, вместо статики — динамика, ой, точнее, моторика — поворотный круг в центре сцены трудился, не жалея шестерен. Под финал этого бесконечного круговорота вестибулярный аппарат пребывал где-то в Звездном городке.
Декорации свели к минимуму — логично, зачем они в чистом поле? Костюмчики оставили традиционные: шали, юбки с воланами, алые рубахи, жилетки. Стандартный набор дополняла розочка за ухом, невесть откуда взявшаяся в бессарабской степи.
Эффект на публикуСловом, все традиционно. Даже походные хоры уже и в нашем театре давно не ноу-хау (достаточно вспомнить хотя бы «Лоэнгрина») — это, впрочем, единственное, что попытался привнести в оперу режиссер драматического театра. Ах, да: еще использование среднего и заднего планов, что, впрочем, совсем не пошло на пользу артистам, захлебывающимся плотной рахманиновской оркестровой фактурой.
Проработки и развития образов, увы, не наблюдалось, режиссер ограничился стандартной схемкой. А уж в оркестровых эпизодах и вовсе оказался беспомощным: восход луны, рассвет виснут черными дырами в скудной режиссерской партитуре. Обо всех движениях природы (которые почему-то были важны для композитора, но не для режиссера) меломан узнает из самой музыки, неподготовленный зритель — постфактум, со слов героев, если разберет.
А уж в театральных приемах и сам режиссер разобраться не может, в результате мера условности колеблется от микроскопической до астрономической. И вот здесь режиссер совершил-таки прорыв за рамки стандартной интерпретации: предсмертной арией давно никого не удивишь, а вот пение с перерезанным горлом вызвало в зале реакцию. Прием, безусловно, эффектный — неизвестно, войдет в историю или нет, но претендует на оригинальность. Не зря, не зря молодого постановщика пять лет, не покладая рук, обучали в Щукинском училище на радость публике.
А в общем и целом постановка получилась на удивление цельной: трубачи выдували медь в полный объем легких, скрипки, хор и особенно солисты дружно аккомпанировали духовому арпеджиато, массовка, бряцая монистами, дружно перебегала из угла в угол, чтобы по максимуму использовать пространство сцены и создать таким образом необходимый объем. Удивительно, но это был как будто другой театр, нежели в первом отделении. Ну что ж, зато у зрителя расширился выбор.
Опера «Алеко» — первая из трех одноактных опер, написанных Сергеем Рахманиновым еще в консерватории всего за три с небольшим недели. Премьера состоялась в 1893 году в Большом театре. Говорят, после исполнения Чайковский аплодировал так, что чуть из ложи не выпал. На челябинской премьере тоже кричали «браво». Гениальная музыка Рахманинова выдержала все издержки интерпретации.