Меню

О чем вспоминают челябинские ветераны Великой отечественной войны

11.02.2015 13:00 11 (11822)


Увы, теперь встретить ветерана — участника Великой Отечественной войны — становится все сложнее. Неумолимое время делает свое дело. Если уж с окончания той самой войны прошло 70 лет, то ее солдаты сегодня должны обладать поистине библейским возрастом, с которым, несомненно, приходит и святость, если по большому счету и развивая контекст. Каждый в отдельности солдат не знал, что творит историю. Теперь история сама просит подаяния у ветеранов. Давид опять победил Голиафа. Общая Победа стала символом, духовной ценностью. А оставшиеся в живых ветераны с изумлением смотрят на день сегодняшний, на то, как наследники Победы тратят наследство.
О чем они вспоминают? Корреспонденты «Вечерки» попытались узнать это из первых рук.

 
 
 
 
Оборона Москвы
С Данилом Давыдовичем Ходосом мы встретились случайно. Он возле дома поджидал машину — собрался ехать в госпиталь ветеранов. «Что-то здоровье стало беспокоить», — пошутил он и по-
обещал нам встретиться для интервью.
И вот мы у него дома. Данил Давыдович надел пиджак, от которого исходил тонкий перезвон медалей, нашел щегольской галстук, да так и забыл его толком завязать. Ведь надо и гостей усадить, и самому с мыслями собраться. Пока мы рассматриваем открытки за подписью президента Путина, градоначальников Лужкова и Собянина, присланные Данилу Давыдовичу из Москвы, хозяин дома скупо, не спеша рассказывает о себе:
— Я родом с Украины, с Донбасса, из города Лисичанска, где сейчас воюют. Слышали про такой город? — хитро посматривая, он задает вопросы. — Это бывшая Ворошиловградская область, сейчас Луганская. И оттуда меня призвали в мае 1941 года. Сам-то я родился в 1921 году. Служить отправили в Москву. Там, на Даниловском рынке, наша часть располагалась в Чернышевских казармах. Летом мы стояли на Оке. И вдруг призвали служить москвичей старшего возраста. Это случилось после того, как Молотов выступил по радио. Их было очень много.
Ходос поет: «Киев бомбили, нам объявили, что началася война».
Данил Давыдович глубоко задумывается, словно открывает давно заколоченные калитки памяти.
— Я сапер-разведчик. Вы знаете, что такое «сапер»? Он раз в жизни ошибается, — смеется Данил Давыдович. На его груди висит медаль «За оборону Москвы» — дорогая награда.
Осенью 1941 года угроза взятия Москвы была настолько реальной, что начали эвакуироваться госучреждения. Но и сдаваться врагу столица просто так не собиралась, несмотря на то что 30 ноября немцы уже хозяйничали в Химках. До окраин великого города оставалось всего восемь километров. Так что не зря еще в конце лета около десятка отрядов отправились в сторону фронта для заградительных работ. Минировали все, что может понадобиться врагу. Особенно дороги: Московское шоссе, Старокиевское, Киевское, Подольское, Ленинградское, Дмитровское и другие. Были заминированы все мосты. Возводились и инженерные заграждения на всех дорогах. В общей сложности было установлено более 150 минных полей. И это не считая противотанковых рвов, для рытья которых выходило население. А саперам ко всему приходилось сражаться, отбивать атаки и с земли, и с неба.
Все это проносилось перед мысленным взором Данила Давыдовича. И он продолжает рассказ:
— Уже в ноябре выпало так много снега, что дороги приходилось откапывать. А потом наша армия перешла в контрнаступление. Нас, саперов, послали на задание, а документы приказали оставить. На всякий случай. Задача была — проделать в немецких заграждениях проходы для наших. А там и мины были, и колючая проволока, и ходы сообщения нарыты, и укрепленные огневые точки. Целый саперный батальон отправили. А может, больше. И сразу мы угодили под сильный огонь противника. Наших там во время встречных боев погибло очень много. Приходилось и воевать, и работать лопаткой. Тогда меня и ранило. Вражеская пуля прошла навылет через бедро. После этого ранения долго валялся по госпиталям.
— Это был самый тяжелый бой для вас?
— Да, самый страшный. Многое забылось, а это до сих пор помню.
— А что еще помните из событий под Москвой?
— Я видел всех больших военачальников. Дело было в Подмосковье. Прислали сюда командовать Жукова из Ленинграда. А до него командовал обороной Москвы Тимошенко. По-моему, деревня, где обосновалась ставка Жукова, называлась Кузьминки. И он решил созвать высший комсостав и устроить для начальства концерт. Кстати, там же находились высшие курсы политсостава Красной армии. А нашу саперную роту послали туда же, чтобы мы обслуживали все это расположение. Морозы стояли крепкие, поэтому печи в клубе топили усиленно. Знаменитые актеры приехали, как сейчас помню, в ботинках с калошами. Я сам такие носил перед войной. Вот Жуков и приказал натопить, чтобы артисты не замерзли. И там так натопили, что случился пожар. Клуб сгорел. Шум был вселенский. Говорят, многих из команды истопников посадили. Время было такое. Спуску никому не давали.
 
Война на Украине
Боец Данил Ходос после тяжелого ранения попал в госпиталь, потом — в другой. Восстанавливаться пришлось долго. Доктора уже хотели списать из строевого состава. Но Ходос добился направления на службу. Когда в 1943 году Красная армия начала двигаться на запад, Данил Давыдович оказался практически дома, на Украине. Служил в Житомирской области.
— Там стояла авиачасть, — рассказывает ветеран. — Меня определили в БАО — батальон аэродромного обслуживания бомбардировочного полка от 10-й воздушной армии. Какое-то время мы были под Киевом. А потом полк передислоцировался во Львов. Там мы обслуживали целую воздушную дивизию. Помню, рядом находился лагерь для бандеровцев. Там были западенцы, поляки, участники «повстанческой армии». Потом поляков стали отделять и отправлять в Польшу. Мы держались постоянно около своей части. Нам не разрешали выходить из расположения по одному, потому что бандеровцы шалили. А штаб армии во Львове находился в центре. Как-то наш капитан поехал в штаб. Утром приносят нам его фуражку. Оказалось, его убили ножом в спину. Человек прошел почти всю войну, был на передовой. И вот такой конец.

Дорога на Урал
Демобилизовался Данил Ходос в конце войны. Комиссовали по ранению. Хотел было задержаться в Киеве.
— Мне командир говорил: «Дома стоят пустые. Давай женись и живи здесь!» — вспоминает Данил Давыдович. — Но послевоенное время заставляло народ двигаться по стране. Звали большие стройки, далекие города. С другом, с которым вместе воевали, завербовался в Челябинск. Он-то сам был с Южного Урала. Я был молодой, грамотный, окончил перед войной 9 классов, что по тем временам котировалось очень высоко. Все двери были открыты. Но, когда приехал сюда, сначала пошел работать в артель грузчиков, потому что там хорошо платили. Позже немного подучился, и меня направил во второй промторг. Работал завотделом магазина на ЧТЗ. Женился. С супругой скитались по съемным комнатам. Позже мне, как фронтовику, дали квартиру. Тут целая история. Один начальник, который меня знал, написал письмо председателю президиума Ворошилову обо мне. Пришел ответ: «Ходосу дать квартиру». А мне сказали в райкоме: «Ты не член партии! Освободи жилплощадь!»
Так получилось, что товарищ Ходос был секретарем комсомольской организации батальона, а в партию почему-то не вступил. Постепенно начала складываться карьера. Поступил в «Челябэнергоремонт», в отдел снабжения. Данила Давыдовича пригласили работать в «Востокэнергочермет», организацию солидную. В связи с командировками объехал весь Советский Союз. Позже стал начальником отдела снабжения. Многие удивлялись: «Как так? Он же беспартийный!»
Уже выйдя на пенсию, Данил Давыдович возглавлял совет ветеранов-евреев, которому уделяет почти все свое время. Ходил к каждому, помогал всем, чем мог. А ведь списочный состав — почти 70 человек.
Сегодня ветеран по-прежнему занимает активную жизненную позицию. Это не бюрократический оборот. Это правда. Не дает покоя товарищ Ходос ни участковым, ни бойцам коммунального фронта, решительно реагируя на безобразия окружающей жизни. Самовольные парковки, грязные дороги, ремонт в подъезде — все касается Данила Давыдовича.
— Сколько вам лет? — спрашивают у него обычно.
— Двадцать пять, — бойко отвечает ветеран.
 

Мы уже прощаемся с Данилом Давыдовичем, когда он с грустью в голосе замечает:
— Сегодня в родной Донбасс снова пришла война. А ведь когда-то наш Лисичанск попал под оккупацию. Мои родители были уже старые, не работали…
Неожиданно он замолкает. А после долгой паузы почти выкрикивает:
— Отца и мать немцы бросили в шахту!
* * *
Может, и правильно, что память имеет свойство укутываться «такими большими снегами»…