ЛИНИЯ ЖИЗНИ

ДОЛГО ДЛИТСЯ БАБИЙ ВЕК

Сегодня челябинке Евдокии РЫНДИНОЙ исполняется 100 лет

Ее голубые глаза в любой момент готовы наполниться слезами и расцвести детской радостью. На происходящее она реагирует искренне, как ребенок. Никогда не поверишь в то, что за плечами этой женщины целый век. О прожитом и пережитом она говорит так: «Тяжеловато было…»

Марина КУДРЯШОВА
ФОТО ОЛЕГА КАРГАПОЛОВА

КОММУНА

Отсчет своих воспоминаний начинает со своей работы в коммуне «Стучи, машина». Наверное, потому что это были самые запоминающиеся годы молодости. Тогда в ее жизни произошло все самое важное и главное. Революция «вытряхнула» из родового гнезда не ее одну, пришлось заново учиться жить и привыкать к новым правилам. Яркой картинкой остались в памяти сцены раскулачивания. Евдокия рассказывает об этом и вновь плачет, потому что ее семья лишилась не только дома, надворных построек, но и всех вещей. Остались без своего угла, лишившись всего. Материнское сердце не выдержало происходящего.
— Мама села, сложила руки на груди и умерла, — рассказывает Евдокия Мироновна, — а нам с сестрой пришлось идти в коммуну. Хорошо, что хоть так, ведь большинство односельчан просто погрузили в поезд и отправили в чужой и холодный Омск. Так далеко от солнечной Воронежской области, где неохватные головастые подсолнухи росли и земля была мягкой и благодатной.
Коммуна встретила тяжелым изнуряющим трудом, постоянным чувством голода и… любовью. Именно здесь Дуся встретила своего единственного — Алешеньку, которому хранила верность и любовь все последующие годы.

ВОЙНА

Не успела семья Рындиных привыкнуть к новой жизни, опять напасть — война.
— Три войны пережила, даже не знаю, за что и с кем воевали… Но страшнее этой не было в моей жизни ничего. Осталась я с двумя детьми на руках: семилетний Ванечка и пятилетняя Маша. А тут немец в нашу деревню пришел. Страшно за детей, за себя, за коровушку-кормилицу… Вздрагивала от каждого стука в окно или дверь. А прийти за тобой могли в любое время, и днем, и ночью выгоняли нас то дороги чистить, то окопы рыть. С утра на пороге уж и немец стоит с пустым ведром: «Давай молока, матка». Кричит да подгоняет, витой кожаной плеткой поигрывает. Надоенное молоко пополам с моими слезами было. Дети голодными глазами смотрят, а ты все фашисту отдаешь. Попробуй не отдать — немец коровушку за вымя подергает и заставит выдоить все до капельки.
Сколько уж лет после той войны прошло, а она помнит все, как будто это было вчера. А вот у сына свои воспоминания о годах оккупации. Иван вспоминает, как вытащил его немец из кустов, сунул за пазуху конфет и стал показывать фотографии своей семьи. Страшно было, но любопытно. На фото был немецкий мальчишка на велосипеде, а он такой диковинки никогда не видел. Помнит и то, что даже самые жестокие голодные спазмы не могли заставить их с сестрой съесть запаренные капустные листья, которые давали немцы, чтобы не умерла деревня с голоду. Мать тогда говорила, что боятся они, складывала дурно пахнущую капусту в фартук и кормила ею корову. Детям же умудрялась припрятать картошку и молоко. Так и выжили. Только не дождались с фронта отца и мужа, он погиб в самом начале войны — в 1942-м.

ВЫЖИВАНИЕ

С тех пор хранила Евдокия верность своему Алексею, хотя к трудолюбивой женщине сватались вполне завидные женихи. Но ей было не до того. Работала до седьмого пота. Была дояркой, ходила за свиньями, любая крестьянская работа была ей по плечу. Вспоминает один яркий эпизод своей жизни. Семь женщин ухаживали за свиньями, а ее подопечная хрюшка принесла 21 поросенка. Вроде радоваться надо, а ее обвинили в том, что она подложила своей свинье чужих поросят. Пришлось призывать на помощь ветврачей и свидетелей — времена суровые, за подлог можно было попасть под расстрельную статью. Все обошлось, факт рекордного опороса подтвердился, а Евдокию Мироновну даже сфотографировали со всем поросячьим выводком. Только вот нет в семейном архиве этого знаменательного кадра. Впрочем, нет и тех, на которых долгожительница была бы запечатлена молодой. Бурные жизненные потрясения не оставили места для памятных снимков. А те, что были, безвозвратно пропали.

НАСТОЯЩЕЕ

Что чувствует человек, которому исполнилось 100 лет? Даже саму цифру осознать сложно, а уж представить, что за ней стоит целая жизнь, в которой практически нет светлых и радостных воспоминаний… Только изматывающий труд. За прожитые годы не успела Евдокия Мироновна узнать грамоту и полюбить блага цивилизации. Она перебралась к сыну в Челябинск в 1993-м. В 87 лет узнала, как здорово, когда из крана бежит вода, а обед можно приготовить быстро, просто повернув ручку плиты. Смотрит на мобильный телефон в моих руках, и глаза зажигаются радостью:
— Раньше говорили, что скоро можно будет по дороге идти и разговаривать с тем, кто от тебя за тыщу километров. Я не верила, а теперь смотри-ка, раз-раз на кнопочки — и балакаешь.
Несмотря на прожитое столетие, Евдокия не разучилась удивляться окружающему миру и благодарить детей за трогательную ежедневную заботу о ней. Внимания сейчас требуется много. В августе не рассчитала силы и в результате… Перелом шейки бедра. Для многих, кто ее гораздо моложе, это приговор, обрекающий на медленную и мучительную смерть. А у нее, к удивлению врачей и родственников, перелом вполне удачно сросся. Перебирая четки своих воспоминаний, она сетует только на то, что день стал таким долгим. С горечью говорит:
— Если бы вы знали, как досадно целый день без работы маяться. Ведь я могу нитку в иголку вдернуть, вижу хорошо. А все потому, что глаза свои отродясь не портила телевизором да книжками. Жила по Богу и по совести.
Сегодня в скромной квартире в Курчатовском районе Челябинска соберутся члены семьи, чтобы поздравить долгожительницу со столетием. Дата впечатляет, только вот Евдокия Мироновна на возраст свой ропщет. Зажилась, говорит. А потом вспоминает родственников, что перешагнули 105-летний рубеж и, лукаво улыбаясь, спрашивает: «Дети, сколько мне еще жить?..»