Разрушая границы

Небольшой зал детского музея «раскололся» на две части: солнечные, яркие, радостные рисунки челябинских ребятишек и черные, мрачные, буквально обугленные фотографии с места Ашинской аварии.

Зеркальное отражение

Сия история началась давно, 25 лет назад.

— Ровно через два дня после катастрофы к нам в «Каменный пояс» пришел фотограф Александр Чуносов, принес негативы: «Что с этим делать?» — вспоминает директор краеведческого музея Владимир Богдановский. — В советское время не особо афишировали подобные вещи, мы подумали и все-таки рискнули: печатали всю ночь, собирали, а на следующий день открыли выставку. Одним из посетителей оказался английский врач Колин Рейнер. Он был потрясен, говорил, что нужно обязательно вернуться к этой теме. Оказалось, о нашем разговоре он не забыл…

Рейнер вернулся на Южный Урал и привез с собой те самые детские рисунки, которые четверть века назад ему прислали челябинские ребятишки просто на память. О благодарности врачу, помогавшему лечить их сверстников из того же Челябинска, скорее придумали взрослые, их педагоги. А дети просто с упоением творили, рисовали то, что нравится, что любят: как гуляют с папой и мамой в парке или на озере, ходят в гости или в поход, вспоминали любимые сказки, рисовали девиц в кокошниках и сарафанах в простой избе, палатку на речном берегу — милые, славные, иногда смешные, иногда серьезные, но ужасно трогательные рисунки, на которые невозможно было смотреть без грусти и боли, потому что в жутких кадрах фотохроники 1989-го они отражались рядами маленьких гробиков, искореженными рельсами и искаженными от нечеловеческой боли лицами.

— Господи, да как же можно на это все смотреть, — шепнула коллега, пряча глаза.

— Знаете, на самом деле все было гораздо страшнее, — просто, даже как бы извиняясь, говорит Сима Чумак.

Выжить и стать счастливым

Симе повезло: она чудом выжила в той страшной мясорубке. Получила 50 процентов ожогов тела, ожоги дыхательных путей, но выжила.

— Мне было 13 лет, и я даже не помню номер вагона, в котором мы ехали. Меня вынес какой-то мужчина, он ехал на станцию встречать своих, услышал крики людей, стал помогать. Если бы не он… Он меня спас.

— А вы никогда не хотели его найти?

— Очень хотела, но как? Курс реабилитации длительный: сначала в Уфе, потом в Москве, потом в Великобританию поехали.

Кстати, по инициативе доктора Рейнера. Это он, вернувшись домой из России, решил, что сделает все, чтобы помочь российским детям. Правительство Маргарет Тэтчер поддержало его идею. Наших ребятишек лечили в клиниках Абердина и Манчестера. Все сложные операции и процедуры для них проводились бесплатно.

— Заграница была для нас каким-то чудом, — рассказывает Серафима. — Было удивительно, что там так откликнулись на нашу беду.

— А как вы оцениваете уровень зарубежных специалистов?

— Условия были разные, а в профессиональном плане ничем не отличается. Все мы знали Романа Иосифовича Лифшица, руководителя Челябинского ожогового центра, — это просто гений, он творил такое! Сколько людей он спас…

Неудивительно, что после всего этого Сима сама стала врачом, воспитывает двух прелестных малышей и производит впечатление очень доброго, мягкого человека, у которого все в жизни складывается хорошо. Дай бог, чтобы так и было.

Дело жизни

Колин Рейнер попал в прицел челябинских телекамер и фотообъективов сразу же. Типичный европеец в поступках и высказываниях, он был даже несколько смущен таким вниманием — он просто выполнял свой долг. В далеком 1989-м на Южный Урал приехал волонтером с другой аварии — на нефтяной платформе.

— К сожалению, как оперирующий хирург, я мог сделать очень мало в то время, — признался г-н Рейнер. — Вернувшись домой, я решил сделать все от меня зависящее, чтобы поддержать своих челябинских коллег. Это стало делом моей жизни.

Дело получилось по-настоящему стоящее. Многим он вернул не только здоровье, но и веру в лучшее, в добро, которое, несмотря ни на какие жизненные перипетии, все-таки есть в людях.

— Колин изменил мою жизнь, если бы не он, мы были бы другие, — считает Александр, один из участников катастрофы.

25 лет Колин хранил детские рисунки из мало кому известного в Европе Челябинска, хранил воспоминания, чтобы через четверть века вернуться. Искренне недоумевал, почему такой ажиотаж вокруг его персоны.

— Богдановский и Швеммер (Татьяна Швеммер, в 1989 — 1997-е годы председатель регионального отделения Советского детского фонда. — Авт.) предложили эту идею, собственно, всю основную работу и проделали, — пожимал плечами доктор.

Искренне радовался, когда видел подросших, здоровых и улыбающихся бывших пациентов.

— Надеюсь, что это никогда не повторится.

Искренне (и до сих пор!) восхищался талантами русских детей.

— Огромнейший талант! Вот посмотрите, «Игра в хоккей» — сколько эмоций, позитива. Глядя на рисунки, становится грустно от того, что понимаешь, что потеряли дети, погибшие в катастрофе.

Искренне надеялся, что за столько лет вражды, политического невежества уважение, признательность и дружба между нашими народами не исчезнут.

— Детское искусство разрушает любые границы.

Непростая задачка

Честно говоря, выставка всколыхнула самые противоречивые мысли и чувства: благодарности врачам, не спавшим по трое суток, без устали спасавшим людей, горечи по поводу российской безответственности, приведшей к трагедии, недоумения от того, что виновных так и не нашли и правда до сих пор неизвестна, умиления и даже гордости за таланты юных россиян.

— Зачем вам это? Неужели не больно вспоминать про весь этот ужас, эту трагедию? — журналисты пытают Симу Чумак.

— Надо вспоминать, но не для того, чтобы будоражить пережитое, а чтоб понимать, что рядом есть люди неравнодушные, готовые откликнуться на твою беду, что для доброты нет границ.

Из коллекции Колина Рейнера: «Русская изба», «На реке Ай».