Борис Богуславский: последний из могикан, кто знает челябинский хоккей от и до

«Баловство» — это толстенная книжица в 600 с гаком страниц, в которой описываются все 65 с половиной сезонов «Трактора». Автор — Борис Богуславский, почетный ветеран «Уралтрака», спортивный комментатор, журналист, радиообозреватель и большой поклонник челябинского хоккея, 25 февраля отметит большую дату — 89 лет!

— Борис Михайлович, хочу к вам в гости напроситься, — звоню ветерану, чтобы договориться о встрече.

— Пошел двери открывать, — юморит хозяин. На следующий день он уже потчевал меня чаем с вареньем.

— Ух ты! — взвешиваю на руке увесистый том. Пахнет типографской краской.

— Да вот пристали все: сын, друзья, дескать, ты — последний из могикан, знаешь челябинский хоккей от и до, напиши. Вот написал, — как бы извиняясь, поясняет Борис Михайлович. Это уже его третий писательский опус, до «Черных и белых» были стихи и автобиографическая «Жизнь», которую он ценит превыше всего, а хоккей для него всего лишь хобби, которое началось всего-то на пять лет позже, чем трудовая карьера.

Как Мартина «пробили», а чехи пешком пошли

— Сколько же вы над ней работали?
— Да всю жизнь,— улыбается Борис Михайлович, и это правда. Он еще помнит, как хоккеисты вместо шайбы гоняли мячик и как в Челябинске строили первый хоккейный каток. Его послужной спортивный список не менее впечатляет, чем трудовой.

— Десять лет — председатель Челябинской городской федерации хоккея, в областной — со дня основания, уже лет 60, 25 лет отработал с микрофоном в руках, судья республиканской категории. Два сезона был начальником хоккейной команды «Трактор», съездил на два чемпионата — в Австрию и Финляндию. Открывал Дворец спорта «Юность» и удалял с поля Валерку Харламова, — перечисляет заслуги собеседник.

— Богатая биография. Что больше всего запомнилось?
— Матч в Вене на чемпионате 67 года, — почти сразу отвечает автор. — Играем с канадцами: мы забили, они забили. 1:1, третий период. Толя Фирсов вдруг проходит в зону, а его встречает Бревер — канадский защитник, его еще тогда «убийцей» называли, его все боялись. А на воротах стоял непробиваемый Мартин. Ну и что делать нашему Фирсову? Он сам был совсем не гигант, даже наоборот. В общем, против Бревера никак. Представляете, что он делает? Он что есть силы бросает шайбу через голову Бревера в ворота и вываливается за борт. Гол! Мартин, зная, что Бревер никого не пропустит, вышел на минуточку из ворот, вернулся — а там шайба! А еще помню, как хвастался Недоманский (Вацлав Недоманский, чехословацкий нападающий. — Авт.), дескать, вот вырвем золото у русских и домой на самолете с почетом прилетим, заработаем серебро — поедем на поезде. Наш Славка Старшинов услышал это и говорит: «Пешком пойдут». И ведь правда. Хотя даже Брежнев звонил, просил, чтоб наши поддались чехам. Но мы их тогда раздраконили страшно, и Тарасова сняли. Вот такие были дела.

Рубашки и буллиты

«Черные и белые» посвящены исключительно челябинскому хоккею. Не энциклопедия, не справочник. Рассказ очевидца о событиях и, что особенно ценно, о людях. В каждом сезоне обязательно «человеческая» зарисовка.

— Я писал книгу о людях, которые создали наш хоккей, создали его в Челябинске, Сатке, Коркино, Миассе, — в любом случае программу-минимум автор выполнил.

— А сейчас смотрите матчи?
— Смотрю, но критически. Ну, какое тут может быть сравнение?! Раньше была игра, а сейчас сплошной мордобой.

— Как вы считаете, наши выиграют Олимпиаду? (Разговор проходил еще до начала Игр.)

Борис Михайлович усмехнулся и прищурился:

— А почему наши должны выигрывать?

От неожиданности не нашлась, что ответить. Богуславский помог:

— Потому что мы их любим. Но, увы, хоккей давно из игры превратили в бизнес, и сейчас спор идет о том, кто кого ловчее обманет.

— Но у нас же есть хорошие игроки!
— Хорошие?! Если никто из команды не может забросить буллит? Это о чем говорит? О том, что у них нет мастерства, их этому не учат. Зато срывать рубашки с противника учат — терпеть этого не могу! — рубит рукой воздух Борис Михайлович.

Жестко. Но справедливо.

— Нет, есть хорошие ребята. Мне нравится Глинкин, Дугин, — переведя дух и смягчившись, продолжает ветеран. — А из Кузнецова такое раздули! Он этого совсем не стоит. Жаль, но из талантливого мальчишки сделали чучело. И то, что он уедет в Канаду, команда, поверьте, ничего не потеряет. А вот Фокина почему-то не замечают. Прекрасный вратарь. Если бы ему давали играть столько же времени, сколько Гарнетту, можно было бы поспорить, кто из них лучше.

— Ну сами же говорите про хороших ребят, значит, шансы есть?
— У меня есть друг, так вот мы с ним поспорили. Я, конечно, буду болеть за наших, но они не выиграют. Потому что нет команды, нет командной игры. А одного Малкина для победы мало.

Девки и вехотки

Вот так уж получилось, что хоккеистом Борис Михайлович не стал:

— Нет, я немножко в теннис играл.

Зато всю жизнь пропагандировал игру «настоящих мужчин». Полжизни проработал внештатным корреспондентом газеты «Челябинский трактор».

— В свое время я окончил школу рабочей молодежи, которую вела Лиля Вайнштейн, светлая ей память. Во многом благодаря ей я писал большущие статьи о производстве, и их размещали в «Челябинском рабочем». На радио заводском работал: в обеденный перерыв вел передачу, рассказывал о хоккее. С телевидением реже гораздо встречался, но как-то делали спортивные передачи с режиссером Бычуком.

— Сейчас нет желания продолжить? Опять же на пенсии, и время есть свободное.
— Нет, сейчас уже ничего не пишу. Знаете, какое-то разочарование наступило. Раньше это было важно, а теперь не нужно никому.

И все же старая любовь не ржавеет. Несмотря на возраст, Борис Михайлович до последнего вел активный образ жизни: разъезжал по области, встречался с коллегами, любителями, болельщиками.

— У меня на учете все ветераны области. Вы не смотрите, что седые, ведем активный образ жизни. Был в Чебаркуле на открытии новой коробки, в Миассе. Как-то приехал в Хомутинино, а там подростковая команда тренируется. На встрече спрашиваю: «Кто из вас видел хоккей живьем?» Один мальчик руку поднял. «Если бросите курить, будете работать, слушать тренера, я вам покажу живой хоккей», — тогда пообещал ребятам и слово свое сдержал. Через пару месяцев заказали автобус, привезли их в наш Дворец спорта на тренировку, они посмотрели, на лед сами вышли. Потом спрашиваю одного пацана: «Понравилось?» — «Ага». — «Что конкретно?» Он покраснел и выпалил: «Голые девки на трибунах пляшут и вехотками машут!», — смеется ветеран. Память у него цепкая, а юмор добрый.

— Борис Михайлович, ну неужели за столько лет на лед ни разу так и не вышли?
— Почему? Выходил. Внучку учил кататься на коньках. У меня тут под окнами сад ЧТЗ, и мы на катке с ней тренировались.

Коммунизм в действии

К слову, судьба у автора книги не менее занимательная (о ней, кстати, он в книжке «Жизнь» написал).

— В 1941-м я впервые пришел на ЧТЗ, взяли слесарем 2-го разряда. Тогда мы собирали танковые моторы. Поработал немного с сыном Ворошилова, он был тогда в конструкторском бюро. Петр Климентьевич, полковник. Хороший человек. Два с половиной часа работаем, перерыв. Все курить убегали, а я ж не курил. Как-то подходит: «Давай и мы, что ли, покурим», — достает коробочку монпансье, насыпает мне пол-ладошки, а голод же тогда был страшный. Потом новый цех открыли, холодина страшная, руки к металлу прилипали, отрывали вместе с кожей. Прибежишь в медпункт, спиртом протрут — и опять к станку. Вот как-то мужики свернули мне козью ножку, я затянулся — слезы, сопли, тут мастер бежит: «Ну, ты где?! А, куришь? Ну, докуришь и в цех». Тогда закон неписанный был: перекур — святое, никого не дергали. И я смекнул, что можно подфилонить. Вот так курить и научился. Выдавали по две пачки табаку. Одну я оставлял на работе, а другую матери отдавал, она на базаре на картошку меняла. Так и жили.

— Потом война кончилась, а у меня образование восемь классов, — продолжает рассказчик. — Поступил в машиностроительный техникум, параллельно работал в цеху. Дослужился до начальника участка, у меня в подчинении было 40 человек, я даже зарплату раздавал. Мешок с деньгами и ведомость клал на стол, уходил по делам. Народ приходил, искал свою фамилию, расписывался, брал деньги, клал сдачу. Никогда недостачи не было! Наоборот, даже на пачку папирос оставалось. Веришь, нет? Да, за прошлое наше нисколечки не стыдно.