Камень на краю угла
В театре драмы своеобразный рекорд: третья премьера с начала сезона и третья работа нового главрежа Марины Глуховской. Первое радует: театр наконец выходит из спячки в активную фазу, второе — вызывает странное чувство какого-то дефицита, когда чего-то долго ждешь и надеешься, а в результате получаешь совсем иное.
Скелет в шкафу
Однако, начнем «от печки». «Камень» — так называется пьеса немецкого драматурга Мариуса фон Майенбурга, современного и не слишком популярного в России. В свое время пьеса была представлена на читках в нашем театре, которые по традиции прошли успешно. Публика одобрила, как обычно, потребовала «продолжения банкета», через полгода оно последовало. И вот на малой сцене мама и бабушка усиленно учат девочку гордиться дедом, который был настоящим героем: спасал евреев, ненавидел фашистов. В него кидали камнями, а в конце войны он погиб от случайной пули. Сюжет пьесы начинает раскручиваться в обратном порядке, события переплетаются и цепляются за дверцы шкафа, в котором прячется целая толпа скелетов. Забытый значок со свастикой, зарытый в саду камень, который когда-то разбил в доме окно, невесть откуда взявшаяся девушка в рваных джинсах заявляет, что это ее дом. Время мелькает: 1935-й, 1945-й, 1953-й, 1978-й, 1993-й — туда, обратно и снова туда. Киношный прием заметно осложняет жизнь актерам, режиссеру да и зрителям. Однако в конце концов пазлы сошлись: дом купили по заниженной цене у евреев, которых в 35-м изгоняли из Германии с двумя чемоданами, впрочем, даже их унести не удалось — на пороге бывших хозяев забрали штурмовики. Камнем разбили стекло бывшего еврейского дома, а дед носил повязку со свастикой и застрелился, когда в город вошли русские. А потом семья бежала в ФРГ, дом заняли бедные немцы, несколько семей, которых выгнали на улицу, когда страна объединилась и начала платить по долгам.
Сложная судьба и рисунок
Да, непростую задачку поставил театр драмы — хотя бы внятно сюжет собрать да акценты расставить, чтобы зрители, как по маячкам, благополучно добрались до финала. В очередной раз порадовали артисты. Сразу пять ролей за один спектакль сыграла Татьяна Каменева — ее героиня, глава семейства, выпила полную чашу. Пять ролей, не покидая сцену ни на минуту, не меняя костюма, прически, грима, она играла влюбленную в собственного мужа молодую жену, женщину, которая больше смерти боится потерять близких, наконец, выжившую из ума бабулю, которая вдруг оказывается вполне здравомыслящей, когда рассуждает о смерти и о печальном итоге. Удивительно пронзительно работает Татьяна Скорокосова, на высокой трагедийной ноте, но без лишнего крика и судорог. Она играет первую хозяйку дома, еврейку Клариссу. Скорокосовой досталась не столь сложная судьба, как Каменевой, который нужно было перевоплощаться пять раз, зато достаточно замысловатый сценический рисунок: в процессе общения с покупательницей хозяйке приходится ползать по полу, кататься на животе по столу, прыгать по стульям. Что сие значит, не совсем понятно, точнее, совсем непонятно, но это вопрос к режиссеру. Видимо, постановщик решил внести нотку абсурда в ситуацию, внешне дорисовать душевные муки героини, которые, к слову, вполне внятно доносит актриса, даже не трогаясь с места.
Покаяние или возмездие? Всего понемножку
Но актерским талантам, впрочем как и писательским, режиссер Марина Глуховская не доверяет, она пытается их дополнить, усилить, раскрасить. С этой целью по ее версии Вольфганг не стреляется, а режет себе горло опасной бритвой. Это должно быть более эффектно. Но с точки зрения «картинки» не поменялось ничего: человек упал и умер. Для ветеринара посчитали подобный выбор более подходящим. Возможно. А для офицера? Раз уж режиссер надевает на героя черный и вроде как эсэсовский мундир. Для красоты или сказать что-то хочет? Для офицера подобная демонстрация слабости весьма сомнительна, впрочем как и для человека, завершающего свое прощальное письмо словами «Хайль, Гитлер!». Психология — штука опасная, без Льва Эренбурга не разобраться. Еще один вопрос, который мучил посвященного зрителя: отчего бедная девушка Стефани, которая жила в этом замечательном домике, пока хозяева прозябали на Западе, которой так понравилась беременная Хейдрун, приехавшая погулять в саду и подарившая шоколадку, и которая тоже поверила, что дедушка Вольфганг — герой, вдруг решает спалить дом вместе с собой, со всеми обитателями и даже с неповинной девочкой Ханной в придачу? «Я пришла мешать!» — заявляет Стефани при первом же появлении в доме. Мешать и лишать жизни — немножко разные вещи. По крайней мере, для драматурга, но не для постановщика. Благодаря столь эффектному ходу спектакль ориентацию поменял: вроде как автор писал про покаяние, а получилось про возмездие. Только вот кто, кому и за что «возмездил» — самый большой вопрос.
Бегущей строкой
В результате разброд и шатание в зрительских мозгах. Бегущая строка или аннотация некоторым не помешала бы. Но и это не главное. Публику на самом деле можно убедить в чем угодно: что белое — это черное, а черное — белое. Как известно, театр — искусство условное, и весьма. Было бы, как говорится, желание, правда, и талант в этом деле тоже пригодится. Для чего зритель ходит в театр? Открою страшную тайну: большинство ходит за эмоциями, за сопереживанием, сочувствием, эмпатией, катарсисом, черт возьми! Спектакль прошел красиво (мертвые деревья, алые яблоки, подсветка, музыка — все дела), но спокойно: ни тебе катарсиса, ни даже взрыва негодования. Представили некое действо, поставленное, как говорят, с холодным носом. Это удивительное качество присуще всем, ну в смысле всем трем челябинским работам Марины Глуховской. Некоторые эмоциональные колебания, безусловно, присутствуют, благодаря артистам в первую очередь. Благодаря режиссеру возникает недоумение: в финале звучит почему-то «Катюша» и почему-то на немецком языке. Ну, ежели бы ее играли сразу после войны или хотя бы в бывшей ГДР — тогда логично, но в современной Германии отсылать к российскому влиянию? Впрочем, поскольку поджог в немецкую пьесу внесла режиссер из России, может, такая «изюминка» и не лишена смысла.
Такого «изюма» в постановке рассыпано щедрой рукой. «Ура, ура! Режиссер возвращает в театр думающую публику», — возвестили критики. В решении шарад тоже думать надо, но вот в театре бы хотелось не отгадывать нужное слово, а поразмышлять над тем, что же с нами происходит и почему мы так живем. Жаль, что пристрастному зрителю эта истина с первого просмотра не открылась.
Спектакль «Камень» поставлен по пьесе немецкого драматурга Мариуса фон Майенбурга. Несмотря на то что автор — один из крупнейших драматургов современной Германии, в России его произведения малоизвестны. Сценическая история пьесы началась совсем недавно: в марте 2013 года поставить «Камень» отважились в Кирове. Следующим эстафету подхватил московский Театр Наций.
Труппа театра познакомилась с пьесой еще в мае на марафоне немецкой драматургии, состоявшемся в рамках Фестиваля музыки, звука и слова. Актеры представили эскиз будущей постановки и получили положительные отклики публики. С начала сезона режиссер Марина Глуховская продолжила работу, теперь зрители увидели законченный вариант.