ГРАТТСКИЙ ПРИИСК

Чем знаменита долина реки Миасс? Конечно, золотишком… Одно из крупных на Южном Урале мест разработки этого рудного и рассыпного драгметалла расположено в пригороде Челябинска, всего в полукилометре от высотных новостроек Тополиной аллеи да Краснопольской площадки.

Многометровые золотые шахты ныне заброшены, большинство из них затоплено, входы в подземелья завалены и забыты, но они были. Корреспонденты «Семи чудес Урала» обратились к старожилам, которые знают о тех шахтах не понаслышке. Среди них челябинский пенсионер Михаил Николаевич Завьялов, которому в этом году исполнится 80.

В 1745 году крестьянин Ерофей Марков обнаружил первое в России месторождение рудного золота. В 1814-м штейгер (горный мастер) Лев Иванович Брусницын обнаружил рассыпное золото.

С этого момента и началась история разработки в Российской империи золотых приисков. Не остался в стороне и Южный Урал. На всю страну были известны при-иски в пригороде Миасса и на территории современного Пластовского района.

И уж, конечно, местом рождения минералов и золота стал геологический разлом, проходящий в районе границы нынешнего Сосновского района и Челябинска. Разлом протянулся почти четко по руслу реки Миасс. К слову сказать, в начале прошлого, XX века, а также в 2002 году в этом районе регистрировались малые землетрясения — силой до двух баллов.

До революции разработку золотого месторождения вблизи поселка Шершни вел немец Гратт. По его фамилии назвали и сам прииск — Граттский, который теперь на карте Челябинска превратился в Градский.

* * *

— Еще в 1970 — 1980-е годы на Лысой горе (она же Золотая, та, где ныне мемориал) и в ее окрестностях обитало множество лосей и косуль, — вспоминает Михаил Николаевич. — Одно из полей в тех местах так и называлось — Лосиный выгон. Некоторые парнокопытные переходили вброд Миасс и попадали в Гагаринский сосновый бор и даже выходили в город. Были такие случаи.

Поговаривают, что ныне золотишко таится и в Хреповом болоте, что неподалеку от поселка Садового, и уж, конечно, на самой Лысой горе.

— Деревья на ее склонах все искорюченные, словно крутил их кто, — продолжает рассказ пенсионер. — И причиной тому золото и другие элементы в почве. Я сам видел — весной бегут с горы ручьи, а на них вбивают железными штырями овчину и… Значит, золотоносные то ручьи.

Так называемые «колхозные» шахты опускались до глубины 170 метров. Шахта Николая Завьялова, отца нашего рассказчика, доходила до 70. Иногда горизонтальные штреки приходилось бить в стороны от «дудки» — жила уходила. Иногда золото словно пряталось. Шахту считали «порченой» и начинали разрабатывать новую.

Кроме того, у частных предпринимателей, добывающих золото, в артелях не было насоса. Пойдет вода — приходится оставлять шахту. У «колхозников» был насос, и те беспардонно пользовались брошенными шахтами частников.

Ныне челябинский пенсионер вспоминает слова отца: «Мишаня, золото, оно ведь кругом есть, и на твой век хватит, только надо уметь его взять, а возьмешь его раз — оно само тебя не отпустит…»

— Город тогда заканчивался у белой церкви (нынешний Свято-Симеоновский кафедральный собор. — Авт.), — рассказывает Михаил Николаевич. — Дальше были леса, поля, выгоны да небольшие деревни. Помню, в поселке Бабушкино (теперь от него осталось только название остановки общественного транспорта на ул. Братьев Кашириных. — Авт.) я считал — дорога делала тринадцать поворотов. «Для чего это?» — спрашивал я у отца. «Чтоб не догнали», — шутил он.

* * *

Судьба Николая Завьялова не из легких.

В 1918 году после долгого кровопролитного боя на Ныдыровом мосту, когда сошлись красные полки и восставшие против новой власти южноуральские казаки, подавляющее большинство взятых в плен контрреволюционеров расстреляли. Казаков-буянов согнали на площадь села Долгодеревенского и покосили из пулеметов. Были расстреляны и родители Николая. Во время боя на Надыровом мосту его отец Иван Завьялов командовал флангом казачьего войска.

Осиротев, Николай некоторое время приживался, батрачил (работал помогальщиком) в Долгой деревне. Потом вернулся в Кременкуль, пристроился в дом к деду Вершинину, Федору Ивановичу. Рассказывают, что тот сам после расстрела казаков два года по лесам скрывался, а потом, как был с ружьем и саблей, вышел и сдался властям.

— Вершинина не тронули, — отмечает Михаил Николаевич, — тогда в правлении Кременкуля уже много казаков было…

А спустя годы Николаю Завьялову, сыну лютого врага революции, советская власть выдала наган и доверила добычу золота частным образом.

Частные артели — бригады по шесть-семь человек — работали по собственным планам, сметам и расписаниям. Входы в золотые шахты — обычные вертикальные колодцы — располагались бессистемно то тут, то там. В хозяйском огороде, на задворках промтоварного магазина, в чистом поле или в березовых перелесках. Выдавали входы в шахту только двуручные вороты, которые устанавливали над колодцами для подъема старателей и нарубленной руды.

* * *

— Однажды отец взял меня с собой в шахту, — вспоминает Михаил Николаевич. — Вот это было событие! Вход в шахту скрывался где-то в бурьянах. Вертикальный колодец уходил метров на шесть под землю, далее шли горизонтальные проходы. Пошла кварцевая жила. Куда идет, туда и проход рубят… Всюду были установлены осиновые подпорки. Для освещения в подземельях использовались карбидные лампы, «карбидки»… Запах такой, знаешь, нос дерет.

Речь идет о конце 1930-х годов. Но на золотых шахтах под Челябинском использовалась технология каменного века. Как 10 тысяч лет назад. Руду рубили односторонним кайлом. Собирали и поднимали в ивовых плетеных корзинах наверх.

А там уже ее везли на так называемую «золотую мельницу», которая у Граттского прииска была своя. Четверка лошадей, запряженных попарно, шла по кругу и приводила в движение огромные каменные колеса, под которые засыпалась руда. Порода размалывалась, затем в струях воды вымывались легкие материалы, а на донцах лотков оставались крупицы золота. Их собирали женщины, которым также находилась работа на прииске.

Кстати, существовал и другой метод обогащения золотоносной руды. Крупинки драгоценного металла вымывались водой и затем пропускались через ртуть, которая вбирала золото. Затем полученный состав выпаривался на железных листах, и драгметалл освобождался. Это было очень опасное и вредное производство.

После в жестяной банке, скрепленной сургучной печатью, частный предприниматель возил драгметалл в «Золотоскупку», а та в 1930-х располагалась неподалеку от нынешней площади Павших Революционеров.

Главная контора управления золотодобычи и разведки размещалась на улице Российской, рядом с современным Ленинградским мостом. Началась война. Все мужчины ушли на фронт. И «контора» выдала рабочие карточки на продукты, пайки их семьям. Все четыре года выдавала. Семьи получали и хлеб, и масло... Взаимовыручка была и в мирное время — когда старатели нежданно-негаданно оказывались «на мели», управление выплачивало им временные пособия.

В «Золотоскупке» добычу старателей меняли на специальные боны, которые потом бригадир по совести делил среди своих работников. А потом все шли отоваривать боны.

— В магазине поселка Градский прииск продавалось все что хочешь, — осталось в памяти нынешнего челябинского пенсионера, — одежда, продукты, икра и бананы. У нас у единственных на селе тогда даже патефон был. И если дома в нашей деревне обычно крыли дерном (каждую весну всем миром по очереди перекрывали друг другу), то у трех домов, наших, старательских, крыши были железные. Мой отец был одним из удачливых, фартовых.

Многие просились к нему в бригаду. Хотя богатства особого не было. Помню, как в детстве бабушка кричала мне: «Минька, иди, я тебя сладким угощу!» Я бежал к ней со всех ног и получал угощение — кулагу, месиво из ржаной муки и гороха. По вкусу кулага напоминает повидло.

P.S. Николай Завьялов, челябинский старатель, погиб на фронте. Могила его находится в одном из прибалтийских государств. Михаил Николаевич более сорока лет проработал на ЧТЗ. Сейчас он на пенсии. Ветеран труда. Настолько близко к золоту, как в детстве в отцовской шахте, он больше не подходил.