«Когда же вернется папа?..»

«Не помню день и время. Помню солнце и верхового на ближнем поле: «Бабы, войне конец! Победа!» Сорок с лишним лет в ушах стоит их многоголосый вой. Они зашлись в едином плаче. Это радостный крик — «Победа!» — переводил их из призрачной надежды солдаток в безнадежное положение вдов. Как подстреленные птицы, упали они на поле, и разносился над ними народный плач». Так начиналась статья Александра Ляпустина о своем военном детстве, о матери-вдове, о жизни деревни в годы войны. Называлась она «Солдатские вдовы» (газета «Вечерний Челябинск» за 30 сентября 1987 года).

 

Это правда, что детская память многое сохраняет надолго, особенно если детство было очень тяжелым…
Сама я первые дни и годы войны не помню, только помню отдельные эпизоды тех лет, но испытала на себе все ее невзгоды: потерю отца и старшего брата, голод и холод. Война меня застала в городе Тайга Кемеровской области в тот момент, когда я готовилась отпраздновать свой первый день рождения. Он наступил как раз через два дня после начала войны и совпал с днем проводов отца на фронт. Говорят, я была в тот день весела, радовалась своим первым самостоятельным шагам, бегала от отца к матери и называла их одинаково: мама.
День был солнечный, на вокзале — шумно, и я совсем не осознавала, что вижу отца в последний раз. Не осталось от него ни письма, ни другой весточки, кроме извещения, что он пропал без вести в феврале 1942 года.

После окончания войны стали возвращаться отцы. Моя сестра, немногим старше меня, часто ходила к военкомату, находящемуся недалеко от нашего дома, и подолгу стояла у дверей, спрашивая у мужчин в военной форме: где же мой папа, когда он вернется? Мама всю жизнь ждала его, не выходила замуж, думая, что он мог попасть в плен и вернуться, как некоторые. Но не случилось… Всю жизнь слово «папа» было для меня непривычным и стало употребляться, только когда появились свои дети.
Накануне 65-летия Победы я брала интервью у нашей сотрудницы — библиотекаря Марии Филипповны Чистяковой. Она в 11-летнем возрасте встретила войну и помнила о ней больше, чем я. Накануне встречи она не спала всю ночь и хотела отказаться от разговора из-за болезни сердца: уж очень тяжело было вспоминать о детстве. За чаем мне все-таки удалось кое-что записать.

Жила Мария Филипповна с семьей в деревне недалеко от Кургана. У нее была сестра и два брата. Старшего брата забрали в армию, а отец не подошел по возрасту. Его назначили председателем колхоза: он окончил три класса и был членом партии.

В 1941 году ждали большого урожая, и в колхозе многие распродали все зерно в надежде новый урожай. Но тут грянула война, колхозники оставались без кормов и еды, так как все продукты: яйца, молоко, шерсть, зерно — сдавали в колхоз, а колхоз — фронту. Нельзя было себе оставить ни зернышка. Но все же председатель не мог посылать на сельхозработы голодных крестьян и понемногу их подкармливал. Но кто-то донес на него куда следует — отца Марии Филипповны арестовали и выслали в Магадан. После войны его реабилитировали, он чуть живым вернулся домой, но уже без партбилета, а главное — без здоровья.

Со слезами на глазах вспоминала Мария Филипповна о том, как их, подростков 12 — 13 лет, ежедневно строили, вручали тяжелые тяпки и отправляли на весь день работать в поле. Сорняки жгли руки и ноги, солнце нещадно палило. Отдыхали только во время обеда. Ребята постарше работали на быках: пахали, копали. Время от времени дети буквально на коленках ползли в лес, чтобы отдышаться, ели там траву.

Деревня, где жила Мария Филипповна, была небольшая, всего полторы улицы. Своей школы не было. Ребята собирались вместе, брали факелы и шли в другое село в школу. И почти всегда их сопровождали волки. Военные действия оттесняли хищников с запада к востоку. Досаждали они и людям, и домашним животным. По ночам волки скреблись в сараи — чуяли животных.
Слушала я Марию Филипповну и вспомнила статью своего мужа Александра Ляпустина. Он рассказывал о своем военном детстве в такой же глухой деревне, только в Кировской области. Многое совпадало: пахали солдатки на коровах и быках, собирали колоски и мороженую картошку по весне, сдавали все без остатка в колхоз, работали «за палочки», жили без паспортов, чтобы никуда не уехали, были там и волки, и факелы. Было лишь одно отличие: не дождалась мама Шурика с пятью детьми своего мужа… А в остальном все как во всей нашей огромной стране, как у всех детей, подростков, женщин той военной поры, будь то Сибирь, Урал и Кировская область.