Война на Украине глазами ребенка

Я родилась в 1938 году, сестра — в 1940-м. Мы жили в украинском селе Ивангород Черниговской области.

Помню, как в наш дом зашли немцы и потребовали у мамы яйца и молоко. Мама жестом показала на нас, детей: а чем я их буду кормить? Тогда немец сказал: «Мало дай». Мама дала несколько яиц и бутылку молока. Немцы ушли.

Помню, как к нам в дом забрались воры. Бросили в окно тлеющую корягу, а нас загнали на печку. Из дома вынесли все, что нашли: продукты, посуды, гитару, велосипед. Когда воры ушли, мама сказала: «Свои хуже немцев».

Помню, как мы с мамой под обстрелом, прикрывшись дерюжкой, ползли в сад или в огород за фруктами и овощами. Казалось, что дерюжка защитит от пули. И страха не было.

Помню, как мы с соседями сидели в погребе. А вокруг слышались взрывы, свистели пули. Двери погреба обложили подушками. Считали, что это спасет от попадания снарядов в наше убежище. Время от времени взрослые посылали нас, детей, в дом за едой. Мы, маленькие, юркие, ползком пробирались в дом, брали, что могли, и возвращались назад.

Помню, как во время бомбежки у старика соседа загорелся дом. Он вышел из погреба и пошел в пылающую, как факел, хату. Там и сгорел. Было очень страшно.

Помню, как старшую сестру угоняли в Германию. Она хотела бежать, но ее поймали, избили и все равно отправили на работу на Запад.

Помню, как отец иногда приходил из леса — он был в партизанском отряде, — приносил деревянные ложки. А мама сжигала их в печке, чтобы чужие не увидели. Мы плакали — уж очень жалко было папины ложки.

Помню, как мы сидели возле горячей печки и мама читала письмо, переданное из партизанского отряда от старшего сына, где он сообщал о своем ранении.

Помню, как немцев выгнали из села. В небе кружили наши самолеты, и мы прыгали от радости. Чтобы лучше разглядеть крылатые машины, забрались на крышу погреба, и он развалился. Мама вздохнула: «Всю войну выдержал, столько людей спас, а двух детей не выдержал — завалился».

Помню, как через село шли красноармейцы. Проходя мимо дворов, где стояли женщины и дети, бросали еду, саперные лопатки, шинели. Потом из этих шинелей мама сшила нам с сестрой пальто.

Помню, как отец вернулся из партизанского отряда, собрал правление, активисты поехали осматривать поля. В то время еще не вся территория нашего района была освобождена. В поле актив схватили полицаи. Они облили людей бензином и сожгли. Уничтожили не только правление нашего колхоза, но и жителей других сел.

Помню, как мама говорила: если бы не дети, то не стала бы бороться за жизнь. Вместе с нами она собирала травы, коренья, желуди. Все эти дары природы сушили, толкли, потом варили суп, пекли блины. Так мы и выжили.

Помню себя маленькую с большим, от голода раздувшимся как тыква, животом.

Помню, как нищие ходили от дома к дому, просили поесть хоть что-нибудь.

Помню, как старший брат привел в дом мальчика Илью и попросил у мамы разрешения пожить ему у нас. У Ильи отца убили на фронте, мама умерла от голода. А мальчик остался у нас.

Позже я спросила у мамы, как решилась взять его в семью. И без него у нас было пятеро детей, сами голодали. А мама ответила: «Добавлю лишнюю кружку воды в чугунок, похлебка

станет пожиже, и Илье хватит».

Помню, как мы пошли в церковь, перекрестились. Внезапно мама взяла нас за руки и вывела из церкви. Мы заплакали. Но мама объяснила: «Батюшка — бывший полицай. Он живьем людей закапывал в землю. Что же я теперь должна ему руки целовать?» Больше мы не были в этой церкви. А яма, в которую сбрасывали живых людей, находилась в центре села. После войны погибших там перезахоронили.

Помню, как после войны мы стали ходить в школу. Мы с сестрой учились в разные смены, чтобы можно было идти на уроки в одной одежде и обуви. Писать учились на обрывках бумаги, на газетах. Чернила делали из ягод или из свеклы. Но они быстро портились — прокисали. Портфелей не было, для школы шили сумки из сурового полотна, которые украшали вышивкой крестиком.

Помню, как в нашем доме собирались соседки с прялками. Пряли нити, ткали полотно. А мы, дети, отбеливали его на водоеме.