Меню

Премию «Светлое прошлое» получил космонавт-испытатель

16 января 2017 - автор Сергей ТАРАН
Михаил Корниенко: Мы на Земле немного зажились
Премию «Светлое прошлое» получил космонавт-испытатель


В Челябинск на вручение народной премии «Светлое прошлое» прилетел из Москвы космонавт-испытатель, Герой России Михаил Корниенко. Вообще-то Михаил Борисович должен был получить награду от благодарных южноуральцев на год раньше. Но по уважительной причине не смог этого сделать — отсутствовал на плане Земля целый год.

27 марта 2015 года транспортно-пилотируемый корабль «Союз ТМА-16М» покинул «Гагаринский старт», разорвав небо ревом и ярким свечением, взял курс на МКС. Михаил Корниенко отправился в экспедицию в качестве борт-инженера международной станции. Во время миссии выполнил выход в открытый космос продолжительностью 5 часов, 34 минуты. Весь полет составил 340 суток 08 часов 42 минуты 30 секунд. И 2 марта 2016 года корабль ТМА-18М приземлился в казахстанской степи. Михаил Корниенко, 511-й космонавт мира и 106-й в России вернулся с орбиты.

Между прочим, это был уже второй космический поход Михаила Корниенко. Первый, тоже длительный, начался 2 апреля 2010 года и продолжался 176 суток 1 час 18 минут. Так что, получается, Михаил Борисович космический «долгожитель».

С гостем удалось побеседовать корреспонденту «Вечерки».

В космосе и на Земле

- Как вы отнеслись к известию о том, что стали лауреатом народной премии «Светлое прошлое».
- Для меня это большой честь и гордость. К сожалению, в прошлый раз не смог прилететь. Есть алиби. Был занят, отсутствовал на планете Земля.
- Что вас связывает с Челябинском, - спрашиваю гостя. - Ведь вы родились в Сызрани, учились в Москве.
- Челябинск для меня практически родной город. Мой отец служил в военной авиации. Куда его переводили, туда и вся наша семья переезжала. Сызрать, к примеру, плохо помню. Учился в школе в Москве до 7 класса, потом был Южноуральск, потом Челябинск. Челябинские связи оказались крепче, чем московские.
Челябинск запомнился друзьями. Вот они сейчас меня ждут. Понимаете, весь класс собрался. Добраться до них не могу. Школа была № 15, что на вокзале. Мы подростками там неплохо себя чувствовали. Было дело — дрались, но до первой крови. Правда, хулиганистым я не был, но отбиваться приходилось.
- Потом служили в ВДВ, даже в московской милиции работали... Извините, ваша биография в Интернете расписана в подробностях. Но хочется узнать что-то особенное. В какой момент наступил для вас «космос как предчувствие»?
- В Южноуральске, когда я начал себя осознавать, с трех или четырех лет. К тому же мой отец служил в группе спасения космических экипажей. Так что космос был совсем рядом. В Южноуральске случилась трагедия. Отец обкатывал после капремонта вертолет МИ-6. Экипаж, шесть человек разбились. Сесть не могли. Над Увелкой летели. Падать не деревню не хотели, тянули до открытого поля. Загорелся один из двигателей на высоте всего 25 метров. Взорвались. Спастись не могли.

Атмосфера шестидесятых пьянила

- Как в космонавты удалось попасть?
- В России было два отряда космонавтов. Инженеры из РКК «Энергия». Этот отряд создал в свое время Сергей Павлович Королев и отряд в Звездном городке. Поскольку я не военный — не попал в летное училище по здоровью (!) - шел как инженер.
- Но мечтали летать?
- Разумеется. Поступал в Качинское училище, на тот момент было 15 человек на место. Несмотря на то, что у меня отец военный летчик погиб, служба в ВДВ - ничего не помогло. А вот 30 лет спустя я в отряд космонавтов по здоровью попал. Парадокс.
Шел к мечте, потому что «шестидесятник». Тогда все верили, что и на Марсе должны скоро сады цвести. Началось время освоения космоса. Оно порождало такую эйфорию. Все мальчишки и даже девчонки хотели стать космонавтами.

DSC_9654.jpg

Там живется не весело

- Это уже избитые вопросы про метеориты, инопланетян и комическую мрачную бездну. И все-таки, что это такое — космос?
- Космос — это очень агрессивная среда, поэтому там живется не весело. Это замкнутый объем. И радиация, которую чувствуешь. Знаете, когда солнечная активность наступает... Мы летаем на высоте 400 километров. Это нижний край радиационного пояса. Выше — совсем плохо как раз из-за радиации. Короче говоря, выше летать уже опасно. Американцы летали на Луну. За семь дней «нахватали». Я тоже выбрал половину своей дозы. Еще раз: космос — среда недружелюбная.
Выход в открытый космос — важное дело. Вселенский холод и пустота. Практически вакуум. Температура очень чувствуется. Гуляем вне станции часов семь с половиной. А станция огибает Землю один раз в 90 минут: день 45 минут и ночь 45 минут. В момент, когда заходим в тень, руки в перчатках сразу схватывает. Разбег температур приблизительно от минус 140 до плюс 140 по Цельсию.
- Михаил Борисович, вы целый год проводили эксперименты. Расскажите об этом.
- Около двух сот проведенных экспериментов. Они касаются практически всех отраслей знаний. Перечислять их можно только скороговоркой. Наш полет со Скоттом Келли был направлен на исследование медико-биологических аспектов дальнего полета - на Марс. Нужно было посмотреть, как поведет себя организм человека в длительных космических полётах с использованием новейших методик адаптации. Причем, подразумевались полёты к Луне, к астероидам, и в конечном итоге - к Марсу. Делали мы и физические опыты, например выращивали плазменный кристалл и так далее...

До Марса и немного обратно

- По времени вы фактически долетели до Марса.
- И даже немного назад вернулся. До Марса 9 месяцев лететь. А мы 340 суток провели на станции.
- Неужели человечество уже реально созрело, чтобы полететь Марс?
- Вы знаете, абсолютно реально полететь, но не покорить. Только надо понимать: зачем. Правда, с нынешними технологиями, двигателями это будет абсолютно затратно. Прилететь на Марс, чтобы там два месяца пробыть — и обратно? Для марсианской миссии нужны абсолютно другие технологии, в том числе и для колонизации планеты. Я так понимаю, что полететь туда надо. Это совершенно очевидно. Мы на Земле как-то зажились. Вот так. Сегодня в России разрабатывается ядерный ракетный двигатель. Вот он позволит достигнуть Марса не за девять месяцев, а за два. Мы сейчас используем химический двигатель. Но он позволяет только выйти на орбиту.
- Но прочность человека, как мы видим на вашем опыте и ваших коллег-космонавтов, уже — некий задел на будущее. Мужества и прочности точно хватит долететь и вернуться.
- Вот, вернуться. Это очень важно. А сейчас какие-то инсинуации идут. Некий голландец организовал компанию — набирают желающих полететь на Марс. Люди, причем, согласились купить билеты в один конец. Между тем, тяжелой ракеты, способной полететь до Марса ни у России, ни у Соединенных штатов пока нет. Разумеется, делали различные версии «тяжелых» носителей. У нас была ракета М-1, «Протон», «Энергния», которую загубили.
- Если мы заговорили об утраченном, то как вы относитесь к проекту «Буран»?
- Знаете, у нас проект был гораздо эффективнее. Американцы создали «Шатлы». Но ракеты как таковой не было. А у нас «Энергия» была. Это изумительная ракета на кислороде и водороде. Я участвовал в старте и посадке «Бурана».
- Куда движется российский космос сегодня. Деградируем дальше?
- Нет. Нельзя говорить ни о какой деградации. Если уж мы выжили в 90-е годы. Конечно, мы просели в этом. Это очевидно. Я не буду ура-патриотом, чтобы утверждать обратное. И сейчас космическая отрасль переживает кризис. «Роскосмосу» обрезали бюджет на треть. Шли разговоры о Луне: «через лет 15 обязательно полетим». А сейчас этот вопрос отодвинули. Тем не менее, я уверен, этот неприятный период мы потихоньку проходим.
- Михаил Борисович, многое написано, как вы дружно проработали целый год на орбите со Скоттом Келли, человеком другой ментальности, языковой барьер и все такое. Разве это просто?
- Никаких барьеров между нами не было. Не могу сказать, что у нас там какая-то дикая любовь была. Но мы сработались во время нашей предполетной подготовки. Он классный парень. Когда мы вернулись на Землю и начались послеполетные разборы, нас отвезли поздравлять в Звездный. Келли там сказал: «Миша мой брат». Это дорогого стоит. А ведь он о себе сам говорит, что не очень эмоциональный человек. И за 340 дней полета у нас не было ни одной размолвки. Если мне надо было помочь, он бросал свою работу и помогал. Точно так же вел себя японец Сатоши Фурукава. Я мимо него пролетаю десять раз на дню, и всякий раз он все бросает и говорит с поклоном: «Миша-сан, добрый день!» Ну, они все классные ребята.
- Эмоциональных не берут в космонавты?
- Ну, что вы. Живые же люди. Просто нужно уметь гасить эмоции на определенном этапе, когда они вредят делу. А от эмоций никуда не денешься. Разве что роботов придется посылать в космос.

Фото Андрея ТКАЧЕНКО.

Поделиться

 



Разместить рекламу и объявление в газете «Вечерний Челябинск»